Вскоре отдельные командующие тыловыми армейскими районами самостоятельно приступили к формированию в оккупированных городах и селах служб полиции и обеспечения общественного порядка. Так, кое-где на Украине сразу же после вступления немецких войск были образованы местные подразделения народного ополчения. В задачу этих военизированных частей входила охрана колхозов, фабрик и сборных пунктов запасов зерновых, а кроме того, оставленных Красной армией складов с оружием и боеприпасами. Их вооружение определила изданная еще 28 июля 1941 года директива командного штаба рейхсфюрера СС в отношении конных частей СС.

В ней, в частности, отмечалось: «Следует частично вооружить население, чтобы украинцы стали для нас надежной опорой» (NO 5929). Армия же обозначила их вооружение условием, чтобы они вместе со своими земляками-командирами находились в распоряжении немецких комендатур. Так, в приказе командира 56-й пехотной дивизии от 12 июля 1941 года значилось: «Создать в различных селах украинские ополченческие подразделения. Опознавательными знаками для них будут служить синие нарукавные повязки с вышитым на них желтым трезубцем. Если они будут находиться в распоряжении немецких частей, то, находясь под командованием своих командиров, эти ополченцы могут сохранять при себе оружие» (NOKW 1458).

В донесении же о деятельности зондеркоманды СД 11-а[69] в Херсоне за период с 20 августа по 10 октября 1941 года говорилось: «Обнаружена украинская служба безопасности… Поручено несение оцепления во время проведения экзекуции. Представляет собой хороший исходный материал для формирования агентурной сети» (NOKW 636). Как видно, местные силы немедленно вовлекались для совершения массовых убийств.

Общий политический настрой населения Украины, особенно в ее западных областях, в первое время позволял очень быстро налаживать его сотрудничество с германской армией. Ведь в западных районах, как раз накануне вступления на эту территорию немецких войск, наблюдались активные национально-политические импульсы, обусловленные влиянием находившейся под управлением Германии части Польши и Карпат.

Здесь уместно будет напомнить, что во вторжении на территорию СССР группы армий «Юг» приняли участие и два полка украинских националистов, образованных накануне войны с Советским Союзом из эмигрировавших националистов и находившихся под командованием Бандеры и Мельника[70]. Полк под командованием Бандеры, получивший кодовое наименование «Нахтигаль» (соловей), наступал в районе Лемберга, а полк «Роланд»[71] под командованием Мельника двигался из Румынии в направлении Одессы (NO 3405). Забегая вперед, стоит также заметить, что сразу же после начала войны с СССР националистические круги в районе Лемберга подняли восстание против советского режима, которое было потоплено в крови. Более подробно об этом в данной книге будет сказано в разделе «Национальные устремления на Украине».

Поэтому с помощью этих украинских ополченцев и созданных в разных населенных пунктах украинских подразделений службы охраны порядка немецким властям постепенно удалось привлечь на свою сторону некоторое количество доверенных лиц из числа местных жителей, оказывавших поистине неоценимые услуги в борьбе с партизанами, сообщая о них очень ценные сведения. По крайней мере, именно такая оценка содержалась в донесении начальника контрразведки 30-го армейского корпуса № 744/41 от 21 ноября 1941 года (NOKW 2419).

Тем не менее повсеместно расклеенный немецкими властями призыв к населению сообщать за денежное вознаграждение сведения о партизанских отрядах ожидаемого отклика не получил. Поэтому полевой полиции, как и прежде, приходилось добывать сведения о партизанах в ходе одиночных допросов, применяя различные по своей жесткости методы выбивания информации. Об этом, в частности, говорилось в донесении № 623/41 от 5 ноября 1941 года директора полевой полиции при 444-й охранной дивизии (NOKW 1519) и распоряжении начальника контрразведки 257-й пехотной дивизии № 1697/41 от 7 декабря 1941 года (NOKW 1163). Однако, если в последнем распоряжении содержалось требование применения избиений во время допросов, то его полной противоположностью явился приказ № 8 от 28 сентября 1941 года командира кавалерийской бригады СС, категорически запрещавший любое проявление жестокости (LU 10,3 v).

Подобная неразбериха вызывала в немецких войсках непонимание того, как следует себя вести в восточных оккупированных областях. Примером этому может послужить запрос 2-го полка кавалерийской бригады СС у своего командования, в котором спрашивалось, применяются ли положения имперского уголовного кодекса, касающиеся наказуемых действий и упущений, но совершенных в отношении гражданского населения вражеского государства, и надо ли подавать соответствующий рапорт для привлечения к уголовной ответственности на одного обершарфюрера СС из-за совершенного им убийства местных жителей и подстрекательства подчиненных к подобным деяниям.

Этот обершарфюрер был ответствен за расстрел двенадцати женщин и одного юноши по подозрению в связях с партизанами. На допросе он показал, что женщины пришли из леса и не имели при себе никаких документов. Зато у них были горшки с едой, и они уверяли, что пришли от родственников. Когда женщины внезапно бросились бежать, они были застрелены. При этом обершарфюрер ссылался на указание, полученное от командира эскадрона, и считал свои действия правомерными. Однако его напарник показал, что женщины попытались убежать только после того, как по приказу обершарфюрера одна из них была расстреляна (LU 10,16 а).

Командование вермахта почувствовало себя задетым пассивностью населения, которое оно хотело привлечь к сотрудничеству лишь путем денежных выплат, а не разъяснением жизненно важных вопросов, возникавших у местных жителей. Такое гневное разочарование отчетливо проявилось, в частности, в приказе от 10 октября 1941 года командующего 6-й армией генерал-фельдмаршала фон Рейхенау «О поведении войск в восточном пространстве», в котором говорится: «…Безучастность многочисленных, якобы антисоветски настроенных элементов, занимающих выжидательную позицию, должна уступить ясной решимости активно сотрудничать в борьбе против большевизма. Если они не идут на это, то пусть не жалуются на то, что с ними обращаются как с приверженцами советского строя…» (NOKW 309).