Мармон подытожил:

— Значит, революция не только в армии раскрыла множество талантов. Кроме генералов от оружия, у нас будут маршалы от кухни!

Бонапарт подхватил:

— У Талейрана поразительное чутье на подобные вещи. С такими людьми мы скоро вернем Парижу звание столицы мира. Сюда устремятся любопытные со всех концов света. Я жажду этого. Возродить величие Франции — цель моей жизни.

Уже во второй раз за этот вечер я слышала от Бонапарта о желании сделать Париж столицей мира. Надо сказать, мне нравилось это. Хорошие планы для правителя, разве не так? Такие мысли неизбежно приведут его к идее возвращения Бурбонов — иначе Франции просто не вернуться в семью цивилизованных стран… Я заметила, что ест Бонапарт невнимательно, несколько неряшливо и очень быстро, часто брызгается, вряд ли особо замечая вкус блюда, так что разговоры о поваре вряд ли искренне его трогали. Однако ж он не показывал равнодушия, ко всему прислушивался и все замечал… Кипучая энергия била в нем через край. У генерала даже недоставало терпения дождаться, пока лакей поставит перед ним то или иное кушанье: он просто поворачивался к слуге и сам забирал у него из рук тарелку.

Разговор зашел о версальской придворной кухне, а затем переключился на сам дворец — нынче он был богадельней для солдат, пострадавших в войнах Республики.

— Я не мог поступить иначе, — сказал Бонапарт, — и распорядился отдать здание этим доблестным людям, получившим увечья на фронте. Любое другое решение не понял бы народ. Однако, кроме дворца, есть еще и версальские сады… кто, бишь, их спроектировал?

На миг воцарилось молчание. Казалось, никто не мог вспомнить имени архитектора, который при Людовике XIV разбил великолепный парк в геометрическом стиле. Я наклонилась к Полине, сидевшей рядом, и тихо шепнула:

— Их спроектировал Ленотр.

— Ленотр! — выкрикнула она громко, воспользовавшись моей подсказкой, и захлопала в ладоши. — Их Ленотр спроектировал!

— Да, правильно! — воскликнул Бонапарт. — Именно Ленотр. Впрочем, это ведь не ты вспомнила, Паолетта. Бьюсь об заклад, что ты никогда доселе о Ленотре и не слышала, ведь он умер не в наше время, как ты говоришь!

И он метнул на меня откровенно восхищенный взгляд.

— Я хотел бы возобновить работу фонтанов в Версале. Если бы они били, как и прежде, каждое воскресенье, парижские зеваки были бы в восторге.

— Насколько я могу судить, — произнесла я, — при короле это стоило дорого.

— Еще как дорого! Судя по докладу министра внутренних дел, это стоило тысячу ливров день. Так что мне придется повременить с этим удовольствием. Парижане, конечно, будут не очень рады… и не поверят, пожалуй, что я употребил эти деньги для чего-то более полезного.

Он справился с ужином раньше всех остальных и, отбросив салфетку, поднялся. Вместе с ним поднялись и мужчины, сидевшие за нашим столом.

— Был рад познакомиться с вами, мадам де Ла Тремуйль. Надо сказать, я сторонник семейных ценностей и всегда предпочитаю, чтобы дама появлялась в свете вместе с супругом. Однако на вас мое правило не распространяется. Вы великолепно смотритесь и без мужа.

Заявление было более чем ясное. Оно означало, что поведение герцога дю Шатлэ не вызывает у первого консула одобрения, что переговоры с роялистами зашли в тупик. Я не могла смолчать.

— Генерал, я молю Бога, чтобы политика перестала разлучать супружеские пары. Надеюсь, при власти первого консула исчезнут революционные предрассудки, и человек любых взглядов сможет служить Франции, не опасаясь преследования.

— Гм, это зависит не только от первого консула! — прорычал он чуть недовольно. — Однако это ответ хорошей жены. Прощайте, мадам! Надеюсь увидеть вас в среду у моей супруги за завтраком.

Он вышел, сопровождаемый толпой своих адъютантов. В замешательстве я оглянулась ему вслед. В этот миг мои глаза встретились с глазами Клавьера. Он сидел за соседним столом, где лилось шампанское, в компании многих смеющихся дам и Жозефины, и пристально наблюдал за мной. Разговор, конечно, он вряд ли слышал, но от него не ускользнуло внимание, с которым относился ко мне Бонапарт.

Я отвернулась, приняв надменный вид. Впервые за весь вечер мне было как-то тяжко на душе.

Некоторое время спустя, когда прием уже закончился, Талейран провожал меня до кареты и вскользь заметил, что первый консул был очень возбужден сегодня — до такой степени, что раньше подобного видеть не доводилось.

— Не в его привычках сидеть за столом и вести светскую беседу. Обычно, даже посещая бал, он просто закрывается со своими адъютантами в дальних комнатах…

— С адъютантами, но чаще с вами, — уточнила я.

— Безусловно. Однако нынче даже беседа со мной его не соблазнила, хотя он считает меня страх каким умным пронырой и высоко ценит мои советы.

Ожидая, пока лакеи займут свои места на запятках экипажа, Талейран негромко произнес, задержав мою руку в своей:

— Я объясняю сей феномен вашим влиянием, мадам.

Несколько раздосадованная, я отняла руку.

— Что толку, Морис! Или вы не слышали, что он сказал о герцоге, моем муже? Что мне лучше без него, чем с ним, это ли не ужас?!

Лицо министра стало непроницаемым.

— Что в этом ужасного, милый друг? Э-э… мне ли напоминать вам, разумной женщине, что мужей может быть сколько угодно, а Франция — одна?

— Хотите такими разговорами завуалировано присоединиться к мнению Бонапарта? — вскричала я возмущенно. — Вы же бывший епископ, господин де Талейран, вы должны знать, что грех разлучать супругов?

— Помимо того, что я был епископом, Сюзанна, я еще всегда пользовался репутацией неглупого человека. Разум подсказывает мне, что не стоит цепляться за мужчину, который нисколько не ценит ваших усилий.

Это было умышленное преувеличение, конечно. Талейран абсолютно не знал, какие узы связывают меня с мужем, узы поистине нерасторжимые, ибо как иначе можно было назвать то, что мы с Александром пережили в ночь рождения Реми Кристофа? Однако я мрачно подумала, что какое-то зерно истины в словах министра есть. Александр мог бы внимательнее относиться к моему мнению и соотносить свои планы с моими…

— Перед вами большое будущее, мадам, — бархатным голосом произнес Морис. — Вы не только красивы, но и умны. Сейчас перед вами в Париже открыты все дороги. Вы можете стать владелицей самого модного салона, куда будут стекаться сливки нынешнего общества. А супруг… Что ж, супруг увлекает вас в Лондон. Поверьте мне как человеку, который достаточно пожил и там, и в Соединенных Штатах: это не та участь, которая сделает француза счастливым.

Помогая мне сесть в карету, он заметил:

— Ваше платье, кстати, было выбрано на редкость