Да! Еще в этой поликлинике в зале ожидания помимо глянцевых журналов лежали брошюры. Одна из них объясняла непонятливым англичанам, как важно зимой не мерзнуть и что для этого нужно делать: тепло одеваться, включать отопление дома, пить чай, если очень холодно – брать в постель грелку и т. д. Я подумала: жаль, что они на это тратят бумагу – ведь все это и ежу понятно… И тут же, выходя из поликлиники на улицу, нос к носу столкнулась с мужчиной в шортах (на улице было 2 °C и ветрено, хоть и светило солнце). У него был больной вид, и направлялся он к врачу, и я подумала: а может, не зря бумагу тратят…

В назначенное время я явилась на физиотерапию – уже не в поликлинику, а в здание больницы.

Там меня долго осматривала медсестра (замеряла длину ног, уточняла, какие движения мне больно делать, и т. д.) и под конец прописала упражнения специальной гимнастики и выдала листок с объяснениями, как их делать. Я против гимнастики ничего не имела, но решила все же попросить что-нибудь более действенное – УВЧ, ну или электрофорез. Медсестра ужасно удивилась и на мои объяснения, что это такое и что в Москве это легко прописывают, заявила, что вообще-то в Англии про такие методы лечения знают, но не любят их и считают гораздо более полезным вариант, когда пациент учится лечить себя сам. То есть делать упражнения. И физиотерапия в понимании англичан – это лечение именно физическими упражнениями и массажем, а электричество, как правило, здесь совершенно ни при чем. Так что мой план с УВЧ и электрофорезом провалился. И делаю я теперь физические упражнения, которые для моей боли в спине все равно что мертвому припарки…

Еще меня здесь удивило, что во многих больницах Англии есть палаты, куда кладут и мужчин, и женщин – даже после операции – всех вместе. Об этом с возмущением кричит пресса, правительство уже несколько лет пытается что-то сделать, но результат пока что нулевой. И еще: в прессе открыто говорят, что многие здания больниц совершенно устарели и что большинство смертей больных, нуждавшихся в операции, случается из-за плохого послеоперационного ухода. И что огромное количество больниц заражено стафилококком и тому подобной гадостью.

При этом операции, про которые нельзя сказать, что в России они поставлены на поток, здесь считаются делом совершенно обыденным. Например, такие, как замена бедра на искусственное. Я знаю по меньшей мере про 11 человек из довольно близкого окружения, кто через это прошел. Причем делают ее и глубоким старикам: восьмидесятидвух– и восьмидесятисемилетние родители наших знакомых только что завели себе по такому искусственному бедру и очень довольны, что избавились от сильных болей. А сосед нашего приятеля через год после этой операции снова обыгрывает всех в теннис и гольф.

Но больше всего меня удивляет, что после очень серьезных операций больных держат в больнице максимум 3–4 дня (один или два из которых они проводят в реанимации), а потом выписывают домой! Дочке нашего знакомого удалили пол-легкого, она пробыла в реанимации полтора дня, на следующий после этого день ее уже заставили сидеть, через день вставать, а через три дня выписали. И сказали, чтобы она приехала на проверку в больницу месяца через два…

Я как-то сильно простудилась и погнала Джеймса в аптеку за термометром и лекарствами. Когда он вернулся и выдал мне требуемый термометр, я с любопытством стала его изучать. Дело в том, что на нем были две шкалы – одна Цельсия, а другая Фаренгейта. А когда я, поудивлявшись, наконец засунула этот термометр себе под мышку, пришла очередь недоумевать Джеймсу: чтобы измерить температуру, градусник здесь засовывают под язык!

Друзья попросили меня купить для них лекарства и привезти им в Россию. Я тут же с лучшими намерениями отправилась в аптеку, но не тут-то было – продавать их мне не стали. Оказалось, что большинство лекарств здесь можно купить только по рецепту.

Один раз у Джеймса, после того как ему запломбировали зуб, заморозка дома отошла и зуб снова дико разболелся. Бедолага стал звонить в неотложку, а я с любопытством за этим наблюдала: когда он набрал ее номер, там сначала спросили его адрес, потом телефон, потом почтовый индекс, и только потом – а в чем же, собственно, дело. Затем повесили трубку, и лишь через некоторое время ему перезвонил врач и дал пару советов. Своеобразная такая неотложка…

В этом году в нашем городке ввели новое правило. Раньше надо было просто записаться по телефону на прием к врачу и прийти в назначенное время. Теперь же нужно позвонить, сказать в регистратуре, что беспокоит, и доктор сам наберет твой номер в удобное для него время. В это время ты, естественно, будешь вести машину, или платить за покупки в магазине, или обедать с друзьями, которым совершенно не обязательно знать про твои проблемы со здоровьем. Врач начнет уточнять, что тебя беспокоит конкретно, потом поставит диагноз по телефону и даст рекомендации. И только очень неохотно согласится назначить прием, если ты все же будешь настаивать.

Еще мне как-то попалась информация о том, что английским врачам бывает сложно выудить у пациентов, что же на самом деле их тревожит. Пациент может так и не признаться, зачем он приходил, и врачам приходится идти на всякие уловки и проходить всевозможные психологические тренинги. Выяснилось, что часто пациент решается на откровенность только в самый последний момент, практически отвернувшись от врача и уже взявшись за ручку двери. Ну не мило ли? Отсидишь в приемной кучу времени, а потом сделаешь вид: это я тут просто мимо проходил…

Я попала в аварию. Дело было так: Джеймс припарковался не на той стороне узкой улицы за мини-автобусом, и я из-за него не увидела опасности со своего пассажирского сиденья. А когда открыла дверь и наполовину высунулась из нее, раздался удар – встречная машина, проезжавшая слишком близко от нас, сильно толкнула мою дверь, и та с размаху прищемила мне ногу и разбила о мою голову боковое стекло. Когда контузия прошла, я обнаружила маленький порез на губе, прикушенный язык, несколько крошечных царапин на щеке (в одной из них застряло стеклышко) и мелкие осколки повсюду: в волосах, на руках, на одежде…

Голова была цела (только с проявляющейся шишкой), а нога, оставившая здоровенную вмятину в двери нашей маленькой машинки, распухала с невероятной скоростью. Мне казалось, что будет суета, вызов “скорой” и т. п., – ничего подобного! Тетка, въехавшая в нас, убедившись, что я жива, дала свой телефон моему мужу и спокойно уехала. Джеймс спросил, ОК ли я, и, когда я сквозь зубы от боли промычала, что ОК, мы поехали дальше по делам! – только я держала ногу вверх, практически прижимая ступню к лобовому стеклу. И не то что было так уж необходимо делать все эти дела: одним из них, например, был поход в музей Тутанхамона в соседнем городе Дорчестер. Музей-то был отличный: с информацией про загадочные смерти людей, участвовавших в раскопках, и про много чего еще. Особенно меня заинтересовало настоящее лицо Тутанхамона, восстановленное учеными. Оказывается, он выглядел совсем иначе, чем на известной всем золотой маске саркофага, и вовсе не был таким женственным красавцем. А смахивал он на самом деле на обычного современного египетского массажиста… Все это было ужасно интересно, если не учитывать, что шишка на голове у меня росла, а нога раздувалась все больше, и под конец нашей экскурсии я уже совсем не могла передвигаться самостоятельно.