– Ничего страшного, если ты не хочешь пить, – говорю я Аннике, кивая на ее бокал.

– А я и не хочу.

То, как решительно она это произносит, напоминает мне, что я не должен автоматически предполагать, что она нуждается в моей помощи.

Может, Анника и не хотела больше пить вино, но то, что она уже выпила, все еще сказывается. Я задаю Шерри несколько вопросов о ее работе, и девушка упоминает грант, на который надеется получить одобрение.

– Но убедить босса нелегко, тут уйма проблем.

– Никогда не позволяй сказать тебе «нет» тому, у кого нет власти сказать «да», – внезапно произносит Анника.

Теоретически это так, но в данном случае я почти уверен, что у босса Шерри есть власть сказать и то и другое.

– Что это было? – спрашивает Шерри. Ее голос звучит неуверенно, как будто она не вполне понимает, какой оборот принимает разговор.

– Афоризм Элеоноры Рузвельт, – говорит Анника. – Знаешь их?

– Знаю несколько, – откликается Шерри.

– Моя лучшая подруга подарила мне целую книгу с ними. «Делай каждый день что-нибудь такое, что тебя пугает», вот что помогло мне дожить до тридцати. «Делай то, что считаешь правильным, потому что тебя будут критиковать в любом случае».

До этой минуты Анника так хорошо справлялась, и все могло бы сойти незамеченным, если бы она поделилась только одной или двумя цитатами. Но как только Анника заводится на тему, которая ее интересует, ей трудно остановиться. Она одним за другим выстреливает афоризмами, щеки у нее порозовели от вина и энтузиазма. Анника сопровождает свои слова жестами и с каждой секундой жестикулирует все отчаяннее. Шерри и Нейт ведут себя так же вежливо, как и во время ужина, но Анника вдруг резко замолкает, и румянец возбуждения сменяется краской смущения, когда она понимает, что потеряла бдительность и полностью вышла за рамки сценария.

Никто не знает, что сказать, в том числе и я сам.

Пока я пытаюсь решить, как лучше поступить, Шерри наклоняется к Аннике и сжимает ее руку.

– Все в порядке, у меня есть племянник, который во многом как ты.

Возможно, впервые в жизни на наших с Анникой лицах отражается равный шок. Ее гнев скоро уступает место мучительному смущению, и она вскакивает из-за стола и выбегает из зала.

– Извини, мне очень жаль, – говорит Шерри. – Наверное, мне тоже не следовало пить этот последний бокал. Я сболтнула, не подумав.

– Все в порядке. Просто она редко об этом говорит.

Даже со мной.

– Дай мне знать, сколько с меня, – говорю я Нейту. – Я рассчитаюсь с тобой завтра. Было приятно познакомиться, Шерри.

Я отодвигаю стул, хватаю сумочку Анники и выхожу за ней следом. Она все еще снаружи на тротуаре, переминается с ноги на ногу и чуть подпрыгивает. Я не пытаюсь ее успокоить. Мне хочется утешить ее и вытереть слезы, которые катятся по ее щекам, но вместо этого я ловлю такси и, когда оно подъезжает, заталкиваю Аннику внутрь, сажусь сам и диктую водителю ее адрес.

Чикаго

Август 2001 года

К тому времени, когда такси подъезжает к дому Анники, ее слезы утихают, она делает несколько глубоких медленных вдохов. Мы заходим в квартиру, она садится на диван и сворачивается клубком. Анника не смотрит на меня. Я сажусь рядом с ней и жду. Проходит целых пять минут, прежде чем она решается заговорить:

– Я хотела только показать тебе, что я изменилась. Что я уже не тот человек, каким была в колледже. – Тон у нее такой, словно она признает свое поражение.

– Ну знаешь что? Ты не так уж сильно изменилась. Ты все та же девушка, в которую я влюбился, когда мне было двадцать два года. И вот тебе еще кое-что: мне нравится эта девушка и всегда нравилась, и я никогда не говорил, что хочу, чтобы она изменилась.

Анника с любопытством поворачивает ко мне голову.

– Шерри не следовало говорить такое, – продолжаю я. – Это было невероятно бестактно с ее стороны. Неужели ты правда думала, что я не знаю?

Лицо у нее становится совсем печальное. Вот дерьмо! Она действительно так думала.

– Я так стараюсь быть как все. Я часами изучаю, как полагается себя вести. – Она изображает пальцами кавычки вокруг последних трех слов. – И я вечно делаю что-нибудь не то! Знаешь, каково это? Это самое неприятное, что есть на свете.

– Я даже представить себе не могу, каково это, – признаюсь я.

– Словно бы у всех и каждого вокруг есть экземпляр сценария жизни, но тебе такого экземпляра не дали, так что приходится пробиваться вслепую, наугад и надеяться, что получится. Но по большей части все равно ошибаешься.

– Моя бывшая сама сценарии могла бы писать. Она была экспертом по части менеджмента ситуаций, как в бизнесе, так и просто в общении. А если речь заходила о сочетании того и другого, так тем лучше, потому что в этих играх она была прямо-таки суперзвездой и не позволила бы кому-то себя затмить, даже своему мужу.

Особенно своему мужу.

– Но знаешь, что еще? Лиз проехала бы мимо раненого животного на обочине шоссе, если бы остановка хотя бы отдаленно помешала ее планам. Хотя нет, она бы ни за что не остановилась, даже будь у нее все время на свете.

– Неправда!

Теперь Анника плачет. Из-за моей бесчувственной аналогии она сейчас может думать только об этих гипотетически сбитых животных.

– Я просто хочу сказать, что то, как человек ориентируется в мире, не может быть важнее того, кто он как личность.

– Как ты можешь хотеть быть с кем-то вроде меня? Как ты смог влюбиться в ту, кто ведет себя так, как я?

– Это было проще, чем ты думаешь.

Она усмехается, как будто мне не верит.

Анника поделилась со мной многими горькими истинами. Возможно, пришло время и мне кое в чем признаться.

– Кое-что в твоем обществе всегда заставляло меня чувствовать себя лучше.

– Потому что ты, по крайней мере, не такой, как я?

– Нет, но, когда мы встретились, я был очень не уверен в себе. Я решил, что с тобой у меня хотя бы будет шанс.

Она выглядит потрясенной, а я, выдохнув, запускаю руки в волосы.

– Но очень скоро я понял, что сильно переоценил свои шансы и что мне придется немало потрудиться, чтобы тебя завоевать, потому что в тебе нет ничего легкого. Поэтому, когда ты подпустила меня к себе, все стало особенным. Я смотрел, как ты выбираешься из своей скорлупы, и узнал о тебе так много хорошего, в том числе и то, как ты меня страстно любишь. Я никогда не сомневался в твоей преданности, даже когда хотел, чтобы ты показала людям, что на самом деле чувствуешь ко мне. Я знал, что никогда не причиню тебе вреда.

Она снова отворачивается.