Тогда Мирослав перешёл на шаг, медленно приблизился, перетерпливая боль, что будто в барабан, стучала в виски.

— Что ты делала у избы старосты? — спросил он твёрдо, совсем не так, как ему хотелось, но ничего не мог поделать, слишком тяжёлым выдался день. — Если ты что-то видела, то совсем не то, что ты подумала.

Влада выпрямилась, будто её пихнули в спину, и резко обернулась, обращая на него замутнённые блеском глаза. Видимо, она, как могла, пыталась сдержать слёзы, но ничего у неё не выходило. Мирослав растерял слова.

— Я пойду, — только и сказала Влада и шагнула к воротам.

Он мгновенно подступил и сжал её в объятиях, вдыхая запах трав и сладкий аромат её тела.

— Я не позволяю тебе уходить, — проговорил Мирослав. — И ты не туда идёшь. Эта дорога ведёт в лес. Нынче там опасно.

Ощутив, как Влада сжалась вся, напряглась, будто силилась исчезнуть вовсе, он немного отстранился и спросил вкрадчиво:

— Что ты видела, скажи? — попросил он мягче.

Влада покачала головой, отказываясь отвечать. Мирослав сжал зубы, в сердцах проклиная Всебора и его дурацкую услугу.

— Эту девку прислал староста Всебор. Видимо запамятовал он, что еду я с обручения вместе с тобой, — Мирослав запнулся, облизав пересохшие губы, сказал: — Я прогнал её.

— А Грефину? — проронила Влада и тут же сконфузилась, попыталась высвободиться.

— Даже не пытайся, — сжал он её крепче.

Первое, что подумал, это то, откуда Влада знает о княжне. Но быстро сообразил. Звана.

— Грефину я тоже прогнал. А Полелю — нет. Потому что, — перевёл дыхание. — Потому что ещё не видел тебя, да что там, не видел. Не знал, какая богиня мне достанется.

Зелёные глаза затаили и удивление, и неверие. Вконец разозлившись, Мирослав резко подхватил Владу с земли, та, что былинка — легка, подлетела в руках, крепко вцепилась, обняла шею.

— Ты что делаешь? Увидит кто! Пусти, — оживилась Влада, пытаясь спрыгнуть с рук.

И тогда стиснул Мирослав её крепко, что капкан.

— И пусть видят, — хмыкнул. — Ты моя жена и, похоже, здесь об этом мало кто знает. Вот и пускай посмотрят.

Мирослав, дав знак ратникам, покинул ворота острога, зашагал на холм, погружаясь в еловый лес. Чёрные стволы деревьев окружили, и было непроглядно темно. Ухали совы в кронах, изредка проносились над головой летучие мыши, глухо хлопая крыльями. Мирослав хорошо знал дорогу к древнему капищу, поэтому легко преодолевал буераки, заросшие папоротником, только и слышался хруст сухих сучьев под сапогами. Забыл народ дорогу к святыне, новый храм выстроили. Но всё ещё ощущалась мощь этого поистине величественного места. Вскоре завиднелись знакомые силуэты деревьев, а потом и ровный массивный истукан высотой в три человеческих роста. Влада совсем притихла, не задавала никаких вопросов и не пыталась взглянуть на Мирослава.

Наконец, приблизившись к границе лесного храма, княжич опустил Владу наземь, а сам пошёл к алтарю. Собрал с тёплого камня горсть сухой листвы, шишек и хвои. Снял с пояса огниво, запалил. Пока огонь разгорался, быстро собрал ветви, водрузил на краду. Мгновенно схватил их огонь. Пламя затрещало и полыхнуло под самую бороду идола, что корнями уходил глубоко в землю. Теперь можно было оглядеться, костёр освещал жёлтым светом тяжёлые еловые кроны, стволы прямые и Владу, которая наблюдала за княжичем с затаённым дыханием и всё никак не могла уразуметь, что он собирается сделать. Но Мирослав знал, как искупить свою вину. Оголил запястье и с шелестящим звоном выдернул меч, занёс над рукой сверкающую серебром сталь.

— Нет! — Влада сорвалась со своего места, кинулась к нему, ударившись о грудь, но не сдвинула Мирослава ни на пядь, однако тому пришлось опустить оружие, чтобы не ранить её.

— Не нужно клятв. Я верю тебе, — залепетала она тихо, едва слышно, но в ночной глуши отчётливо различимо.

Влада поднялась на носки и прильнула губами к губам Мирослава, мгновенно усыпляя разгорячившийся гнев. Губы Влады мягкие, податливые, поднимали с новой силой волну желания. Меч выскользнул из его ладони, беззвучно упал на мягкую, усыпанную хвоей землю. Княжич погладил страстно спину Влады, лопатки, плечи, шею. Задыхаясь, она слегка отстранилась. И тогда Мирослав стянул с неё и с себя рубахи.

Чувствуя прикосновение её мягких грудей, зарылся в её волосы, вдыхая запах дыма и луговых трав, прошептал хрипло:

— Я желаю только тебя, я хочу тебя.

С этими словами он уложил её на рубахи, бережно расплёл влажную косу. Вбирая аромат её тела, так одурманивающе пахшего мёдом, целовал и целовал, вбирая нежные соски, опускаясь к животу и ниже… Пока желание не достигло предельного накала, обращая его тело в дрожь. Влада помогла ему стянуть порты, скользнула руками по спине… Вцепилась крепко, когда Мирослав проник в неё и стал медленно и бережно двигаться. Влада блаженно прикрыла ресницы, с наслаждением отзываясь на каждую ласку его: то глубоко вбирала в себя воздух, то расслабляла бёдра, позволяя ему двигаться плавно и свободно, пока напор возбуждения не стал сжигать его, а желание —захлёстывать до головокружительного безрассудства. И когда сдерживаться уж не было никаких сил, тогда он принялся быстрыми, твёрдыми толчками входить в неё глубже, заставляя Владу откидываться назад. Тишина на мгновение наполнилась, помимо треска веток, короткими вдохами и обрывистыми стонами на выдохе. Вскоре привычная явь поплыла, открывая перед внутренним виденьем величественные просторы, сквозь которые он пробивался всё властней и напористей, до тех пор, пока невозможно стало сносить обжигающей страсти, и тогда Мирослав рванулся последний раз... Взорвавшийся искрами огонь полился, наполняя всё пространство вокруг, и они оба, сорвавшись с небесного купола, полетели вниз, возвращаясь на капище, в ночную глушь, где не было никого, кроме них двоих, дышащих в блаженном изнеможении и бессилии.

— Я ждала тебя, — горячо прошептала Влада в губы Мирослава, погладила дрожащей рукой виски его, убирая пряди волос со лба.

— Я знаю.

Влада только улыбнулась краешком распухших от поцелуев губ.

— Давно ждала...

Мирослав провел рукой по её щеке, вытирая проступившую испарину. Всё глубже погружался в прохладные омуты её глаз, чистых и бездонных. Волосы её липли к скулам и лбу, дрожащее дыхание успокаивалось, так же, как и сердцебиение.

— А я тебя, — он подтянул её к себе и поцеловал в пылающие жаром губы. — Обещаю, что больше не расстрою. Ты моя русалья царица, так дурманно благоухающая ароматом лилии.

Мирослав почувствовал, как Влада улыбнулась. Нежно погладил по плечу.

— Расскажи мне о себе, как ты жила в Калогосте, я хочу знать, — попросил он, прижимая её к себе, смотря в ночное небо.

— Жила обычно, — ответила просто Влада. — По матушке тоскую.

— Как только окажемся в Кавии, разберёмся с веренегами, поедем на родину к тебе. Познакомишь меня со своей матушкой.