но полностью очистить голову не удалось. Всё это время я постоянно думал о предстоящих делах и прокручивал произошедшие события. Так что, отдыхать конечно здорово и хотелось бы, чтобы этот отдых длился подольше, да вот только не сейчас, а когда-нибудь потом.

Замечено, обратная дорога всегда занимает меньше времени, чем дорога туда. А ещё замечено, что расслабленный и ставший совершенно беззаботным, человек на пути к дому постепенно делается более жёстким и собранным.

Вот и Новицкая из покладистой… вернее, скажем, из условно покладистой кошечки и рабы любви, за время обратного пути на глазах твердеет и переходит в привычное для себя состояние пантеры, готовой разорвать любую зазевавшуюся зверушку. А зачем зевать? Зевать не нужно…

Нас встречает Давид, её водитель. Вернее, он встречает её.

— Так, Брагин, — говорит она отдавая ему вещи. — Не забудь, завтра у нас бюро. Чтобы был обязательно. Тебе будут важные поручения.

— А Егора не подбросим, Ирина Викторовна? — спрашивает Давид.

Я понимаю, почему ей не хочется. И так боевые товарищи нам уже все кости перемыли, вот и пытается изобразить начальника и подчинённого. Да вот только Давиду это вообще по барабану.

— Ничего страшного, Давид Георгиевич, я на сто первом доеду. Вон он подъехал, как раз.

Ирина посылает мне незаметный поцелуйчик. Типа, благодарим, за понимание. Да, пожалуйста, всегда рад.

Хоть ранним утром и холодно, в воздухе уже носятся ароматы пробуждения и в груди зарождается чувственный весенний задор. «О, моя утраченная свежесть, буйство глаз и половодье чувств».

Захожу в холодный горчично-жёлтый «Икарус». Народу набивается прилично. Так даже теплее. Стою на площадке в соединительной гармошке. В ней изрядно болтает, но я умудряюсь провалиться в полудрёму и едва не пропускаю свою остановку.

Сейчас приду и бухнусь спать. В школу сегодня не нужно, а завтра «первое апреля, никому не веря», мужчина, у вас вся спина белая — шутки, веселье и бюро горкома. Подхожу к дому, поднимаюсь по лестнице и открываю дверь ключом. Мама сразу просыпается и выбегает меня встречать. Она обнимает меня и целует. Говорит, соскучилась.

А я не с пустыми руками, между прочим. Духи Дзинтарс «Жизель», а папе — рижский бальзам на травах. Знаменитая коричневая керамическая бутылка из серии «маст хэв», обязанная присутствовать в каждой интеллигентной семье. Хорошо добавлять в кофе.

В чистом виде никогда не пробовал, даже будучи взрослым, из-за смутных опасений перед бальзамами. А теперь, после того, как узнал, что в стране его происхождения варят селёдку в молоке, думаю, уже и не попробую.

В портфеле остаются ещё пара флакончиков духов, бальзам, пара футболок для Трыни и пласт для Серёги. «Дип Пёрпл», думаю, он оценит, хоть и не фирменный. После завтрака и быстрых, сумбурных расспросов, родители уходят на работу, а я, приняв душ, падаю на диван. Падаю, но понимаю, что жалко тратить время на сон, поэтому вскоре встаю и начинаю звонить своим друзьям и партнёрам, а также нанятым специалистам.

Сначала звоню Большаку и договариваюсь встретиться, потом адвокату Кофману и выслушиваю, как идут дела. Идут они вяло, и пока не очень хорошо. После адвоката я разговариваю с Лидой. У неё всё ровно, больших успехов нет, но основа для них создаётся. Медленно, но верно народ подтягивается и оживает вместе с природой, как вечно воскресающий Осирис.

Пообещав Лиде, что зайду сегодня в бар, звоню Цвету. Напрямую ему позвонить нельзя, поэтому я оставляю для него сообщение, позвонив по секретному номеру, а потом жду обратного звонка с ответом. Практически, пейджинговая связь. Ждать приходится не очень долго. Он звонит сам и предупреждает, что ко мне есть вопросы и сообщает, что будет ждать в «Кавказской кухне» после двух часов.

Не успеваю я повесить трубку, как раздаётся звонок в дверь. Это приходит Трыня.

— Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро, — декламирует он, сияя от радости. — А пришёл бы попозже, не застал бы дома. Да?

Конечно, да.

— Упорол куда-то на все каникулы. Сам небось развлекался там, а я тут груши околачивал. Вон три книжки прочитал от безделия.

— Ну, так это же круто, прокачался значит, интеллектуально, стал гигантом мысли. Лишь бы только не отцом демократии.

Он смеётся:

— Я, как раз, «Двенадцать стульев» посмотрел недавно.

— Книжку прочитай, она ещё лучше. Ну, а чего ты с Юлькой Бондаренко не тусовался?

— Ну, тусовался немного, — смущается он.

— Молодец. Ну и как там у вас, в щёчку целовались уже?

— Да ну тебя, — краснеет Трыня.

— Ладно-ладно, нормально всё. Не смущайся. На вот, подаришь ей духи рижские. А это тебе подарунки.

Я достаю флакончик «Дзинтарс» и футболки.

— О! — восклицает он. — Спасибо, братан, греешь меня всё время.

— Носи на здоровье. Чего там ваши ауешники трындят?

— Кто?

— Малолетние преступники.

— А чё за слово? — интересуется он.

— Да, просто слово. Так что там слышно про Киргиза, например?

— Про Киргиза ничего не слышно. А вот одноногий кипишует, успокоиться никак не может. Говорят, к Сергачу ходил, за тебя базарил. Но что к чему непонятно пока. Так что ты это, повнимательней будь.

— А Сергач не под Цветом разве? — спрашиваю я.

— Да, их не поймёшь, если честно, — пожимает плечами Трыня. — Вообще, Цвет его под себя прогнул, но тот вроде тоже слово имеет. Не знаю, в общем.

— Ну ладно, спасибо за предостережение, буду осторожнее.

Мы болтаем, потом Трыня уходит дарить Юльке духи, а я звоню Куренкову и оказывается, он давно меня ждёт и деликатно не решается будить, предполагая, что я могу ещё спать после перелёта.

Я тут же подрываюсь и бегу к нему. Мы пьём растворимый кофе из коричневой банки с крутобёдрой индианкой. Вот Индия, и чай тебе, и кофе, и даже джин и виски. Кофе, правда так себе, но понимание этого факта я держу в себе и даже активно нахваливаю тёмную горячую жидкость с кисловатым вкусом.

Я рассказываю историю своего путешествия в деталях, опуская впрочем подробности беседы с красавицей баскетболисткой. О Марте я вообще ничего не говорю, как и об Ирине. Но о Новицкой говорить приходится, потому что Куренков знает, что её похищали.

— Ты просто прирождённый разведчик, — качает он головой. — Надо тебе в школе КГБ отучиться, когда время придёт, естественно.