В понедельник, двадцать второго января, случились сразу две неприятности.

После грустной новогодней ночи Наташа твёрдо вознамерилась изменить себя и через короткое время предстать перед Андреем (и Петей заодно, чтобы он себе локти искусал) стройной, а следовательно, богатой блондинкой.

Первый этап – регистрация в программе «Антижир» – был пройден успешно. Осталось только забрать карточки из собеса, вот как раз завтра и можно это сделать.

И тут случилась первая неприятность.

Отправив Надю в сад на служебной машине (беготня за маршрутками осталась в прошлом; теперь со злыми воспитательницами общался парламентский водитель), Наташа сбегала в соседний магазин за краской для волос.

Конечно, помощнице депутата не пристало самостоятельно заниматься своей причёской. Но с парикмахерскими в Петербурге в последнее время было туговато. Большинство закрылись из-за введённого ещё прошлым губернатором запрета на иностранную косметику и возникшего дефицита отечественной продукции. А записываться в немногие выжившие салоны красоты нужно было за несколько месяцев. Наташе же хотелось всего и сразу.

Осветлитель «Наша Маша» обещал придать волосам «скандинавский оттенок». «Да-да, – обрадовалась Наташа, припомнив чудесные локоны Каролины, – скандинавский оттенок прекрасно подойдёт, беру, дайте два». Двух в магазине не нашлось. Пришлось размазывать один маленький флакончик по всей длине.

Спустя сорок минут Наташа смыла осветлитель, взглянула на своё отражение в зеркале и отшатнулась. «Скандинавский оттенок» отечественного разлива увёл волосы в нелепую рыжину. Ладно бы ещё по всей длине – так нет же, вышло нечто пятнистое, местами сожжённое. В целом Наташа была похожа на растрёпанную лошадь масти «гнедая в яблоках».

Новая пробежка до магазина – клоунская причёска спрятана под вязаной шапкой. «Наша Маша», помимо опозорившегося осветлителя, предлагала петербурженкам ещё несколько вариантов краски для волос. Впрочем, в наличии их было всего три: всё тот же осветлитель, странный абрикосовый цвет и всего один – тёмный. Наташе ничего не оставалось, как довериться улыбающемуся лицу фотомодели Изольды, по совместительству также являющейся супругой нынешнего губернатора Романова. Брюнетка Изольда изображала на коробке преувеличенную радость от использования оттенка «страстная ночь». Наташа понадеялась, что химическая мгла скроет неудачную попытку блондирования.

Конечный результат восторга не вызвал. Да, не гнедая в яблоках лошадь. Но и не Алисия Флоррик. И даже не Вера Воронина. Волосы получились неравномерно тёмными, тусклыми и безжизненными. Такую причёску обычно показывают в рекламе – в первой её части, до применения какого-нибудь восхитительного шампуня.

Ваучер долго принюхивался к Наташиной пакле, оценивающе разглядывал её со всех сторон и наконец сделал вид, что его прямо здесь и сейчас вырвет. Его и правда стошнило комочком шерсти. После чего, с чувством выполненного долга, кот отправился в раковину спать.

Вторая неприятность случилась ближе к вечеру.

Сначала Наташа перепутала неприятность с радостью. На экране телефона она увидела неурочную эсэмэску от Пети – точно не о Наде, потому что ребёнок был дома. «Может, муж раскаялся, хочет вернуться, просится домой, любит только меня, а Каролину презирает? А ведь ключи-то от квартиры он так и не отдал, значит, намерен ими воспользоваться!» – промелькнули десятки ликующих мыслей в Наташиной свежепокрашенной голове, пока она разблокировала аппарат.

«Сегодня подал документы в суд Приморского района на развод. Заседание 18 марта в 10.10. Приходи, давай не будем создавать лишних проблем».

Вот тебе и раскаялся.

Никаких «прости, котёнок», «люблю тебя» и «жить без тебя не могу».

«Давай не будем создавать лишних проблем!» Подумать только, каков наглец! Ушёл, бросил, хочет начать новую, интересную жизнь с другой женщиной, а заслуженную жену выкинуть за борт! Конечно, её новая причёска неотличима от старой половой тряпки, но это ещё не повод вытирать законной супругой пол.

«Ну, уж нет, – разъярилась Наташа, – проблемы у тебя, дорогой муженёк, будут, и ещё какие!»

А на следующий день случилась третья неприятность.

С утра Наташа заскочила в собес за обещанными карточками учёта веса. Пробиться без очереди не помогло даже козыряние депутатскими «корочками». Ветераны стояли насмерть. Блокаду пенсионеров и льготников было не прорвать. К обеду Наташа наконец добралась до заветного кабинета с табличкой «З. Л. Обиженная». Как оказалось, только для того, чтобы увидеть там незнакомое лицо. Лицо сообщило, что Зинаида Лазаревна заболела, когда будет – неизвестно, ни про какие карточки лицу ничего не говорили и вообще у него, у незнакомого лица, начинается обед, и будьте любезны закрыть дверь с той стороны.

В общем, настроение перед заседанием парламента у Наташи было отвратительным.

Мариинский дворец гудел, как огромный улей, полный – нет, не пчёл – хорошо отдохнувших, пухленьких трутней. Работать никому из депутатов не хотелось.

Зимние каникулы в парламенте – гораздо длиннее школьных. Наверное, потому, что их продолжительность устанавливают сами народные избранники. В этот раз они решили, что выходить на службу раньше двадцать четвёртого января – ниже их достоинства. Ведь они столько пережили во время труднейшей в истории избирательной кампании: унизительное сравнение их биографий с родословной Ваучера; насмешки журналистов; необходимость отвечать на бессмысленные вопросы вроде «Согласны ли вы, что кошки лучше людей как минимум по восьми критериям?» и «Вы не думали, что настало время снять свою кандидатуру?». К концу предвыборной гонки соперники господина Сибирского Сапфира были готовы хором перефразировать Крылова: «Сильнее кошки оппонента нет!».

Чем дольше отпуск, тем труднее потом заставить себя вернуться к скучным обязанностям. И сейчас солидные, взрослые дяди в пиджаках вели себя, как ученики начальной школы первого сентября: подталкивали друг друга локтями; хохотали на всю Ротонду, примыкающую к Белому залу; наперебой рассказывали, кто как провёл Новый год; хвастались обновками – новыми портфелями, телефонами и другими игрушками.

Помидоркин, как большущий яркий мяч, подпрыгивал и крутился перед восхищёнными товарищами, демонстрируя новую гавайскую рубаху – особо цветастую, голубую с красными пальмами и жёлтыми попугаями. Заприметив вдалеке спикера парламента, лидер партии «Плевать на всех» издалека заголосил: «Алоха![36]» – голосом одного из попугаев со своей рубахи. Юрий Шаховской болезненно поморщился, неохотно кивнул Помидоркину и вошёл в двери Белого зала, жалея, что пришлось покинуть тёплый салон своего стильного английского автомобиля. Шаховской никогда не пользовался служебными машинами – слишком плебейскими моделями располагал парламентский автопарк – поэтому после отказа депутатов от конторской развозки в жизни спикера ничего не изменилось. Каждое утро, позавтракав омлетом из перепелиных яиц, фруктовым салатом и чашечкой эспрессо, Юрий Алексеевич выходил из двойных дверей своего холостяцкого особняка на Крестовском острове, спускался по мраморной лестнице, садился на мягкое заднее сиденье длинного седана, который поджидал его на красной подъездной дорожке (такой же числился на балансе британской королевской семьи), и приказывал личному шофёру: «Трогай!»