– Посмотрим, – лаконично заключил кот. – Лично я так не думаю.

– Что, и у людей такое бывает? – искренне удивилась Мрия, входя к ним.

– Что бывает? – переспросила Ника, оборачиваясь. И онемела: её сынок игрался с прекрасной девочкой тоже лет четырёх. – Ну, что дети растут быстро, – пояснила она, улыбаясь. – Или это Зорро постарался?

– Постарался, – мрачно ответила Ника, кидая на безмятежного кота хмурый взор.

– И я его за это убью!

– Зачем? – искренне изумилась девушка-эльф. – Разве ты хотела постоянно слушать младенческие вопли, кормить молоком и быть привязанной к своему ребенку на несколько лет? Ты же на нём сорваться можешь, в конце-то концов!

– А может и хочу! Может, я маньячка, и мне нравится кормить ребёнка грудью и менять обскаканные пелёнки, – упрямо отозвалась Ника. – К тому же, я не могу смириться с мыслью, что мой сын потерял пять лет жизни! Ведь он же обратно не превратится в младенца, правда? Теперь оставьте меня в покое – я буду сидеть и думать, каким способом прибить этого кота, который повсюду нос свой суёт и за всех всё решает!

Ей очень хотелось, что бы всё было по-прежнему. Её охватило ощущение нереальности происходящего, словно она видела очень неприятный сон. Не кошмар, но и не волшебную сказку.

Женщина устало опустилась на диван, который стоял напротив открытого окна. Силы оставили её. – Всё, теперь можете меня пристрелить – я уже ни на что больше не пригожусь! Мне плохо – видеть вас не могу.

– А меня-то за что? – обиделась Мрия, присаживаясь рядом. – У нас все дети так быстро вырастают. Разве я виновата, что тебя это нервирует?

– А как же молоко? Куда ты своё молоко денешь?

– Какое молоко? – искренне изумилась Мрия. – Нет у нас никакого молока, мы что, коровы? Да и у тебя не должно быть. А те пять лет, по поводу которых ты так сильно сокрушаешься… Они проживут. То есть, как тебе понятнее объяснить, – она наморщила лоб, подбирая слова для такой невежды как неопытная ведьма, – до десяти лет наши дети будут расти десять лет. Всё как положено. А потом они будут расти нормально… Даже по общечеловеческим меркам.

– Угу, – выдавила Ника, наколдовывая себе чашку пунша. Она не могла понять, почему ей захотелось именно пунша. Лишь удивилась, что в её чашке не оказалось самое настоящее болото с жабами или ещё какая-то дичь, воплощённая по рассеянности. – А ничего, что мой сынок так разумно со мной беседует? Я его от себя плохо отличаю. А мне ведь двадцать пять всё-таки!

– Нет, с ней невозможно говорить! – тяжело вздохнул Зорро, на всякий случай отодвигаясь подальше. – Да кто тебе сказал, что дети должны обязательно быть глупцами?

– Ну… Никто не говорил, но так положено! – не терпящим возражения тоном отозвалась Ника. – Все через это проходят. Сначала дети идиотики, а потом уже нормальные.

– Кажется, наши детки подружилась, – весело воскликнула Мрия, хлопая в ладоши. Ника заподозрила, чтобы переменить тему, отлечь её от желания прикончить несчастного Зорро и прикопать где-нибудь в горах. И правильно – она бы потом долго плакала, потому что всё-таки очень любила этого громадного котяру.

Нике снился странный сон: не то издёвка истощённого организма, не то предупреждение высших сил. Она стояла на высоком холме странного, недоброго мира. Мира, где погиб Мартин. Совсем не в тему ей подумалось, что глаза Ариель – его дочери – такие же, как и у него. Глаза героя, идущего на смерть, с глубокой печалью и преданностью во взоре, как у пса, смотрящего на хозяина и ожидающего приказа отправиться на самоубийственную миссию.

Нике видела с высоты холма Мартина, лежащего в странной пентаграмме. Он был ещё живым, но смотреть на него не хотелось – тянуло на рвоту. Изрезанное на кусочки тело – не самое приятно зрелище. А над ним стоял Тёмный. На этот раз в человеческом облике: средних лет мужчина с очень жестокими и очень усталыми глазами. А рядом с ним стояла… Бэль. Она наполняла кровью Мартина Лютера большую золотую чашу с изображёнными на ней змеями, которые шевелилась. Затем останки мужчины исчезли, просто растворились, как кусок сахара в кипятке. Бэль быстро плеснула кровь в центр пентаграммы. Раздалось шипение, будто вылили подсолнечное масло на раскалённую сковородку.

Но ей почему-то показалось, что Мартин спасся. Огромное облегчение накатило волной, Ника чуть не упала в обморок от внезапного счастья, по лицу потекли слёзы.

Картина изменилась: она стояла возле пентаграммы, ей было страшно, но ведьма осознавала, что видит сон, и смогла справиться с волнением. Ника видела, как из пентаграммы вылезает… Леопольд. Сперва он был мало похож на человека, скорее на расплывчатого, сделанного из грязи и желе, червя с головой их шефа. Ника содрогнулась от омерзения, пытаясь отойти подальше, но не могла. Чья-то невидимая рука сжала её плечо и цепко удерживала на мечте. Чья-то власть удерживала её взгляд на страшном чудище, рождённом из могущественных заклинаний, из чей-то смерти… И крови Мартина.

Боковым взглядом она увидела Бэль и Тёмного. Они её не видели, с ожиданием и тревогой уставившись на лезшего к ним мутировавшего червя.

«Вот ведь храбрые ребята! Если бы ко мне такая тварь лезла, я бы давно уже заорала и убежала, не оставив обратного адреса», – внезапно подумалось ей.

Червь вылез, Бэль подала ему чашу из чёрного камня, где явственно выделялись чьи-то живые, красные глаза. Чаша смотрела: зло, яростно. Когда губы существа прикоснулись к ней, чаша явственно застонала, а потом матерно выругалась.

Выпив предложенную жидкость – когда оно допило, глаза чаши закрылись навсегда – червь полностью стал копией Леопольда.

Но от этого шефа Нике хотелось держать как можно дальше. Желательно мирах в ста.

Она совершила ещё одно судорожное усилие и обернулась. Вскрикнула. За ней стоял ещё один Леопольд, тоже не очень похожий на настоящего, но хотя бы не напоминающий голодного демона, только что выуженного из ада. Бледный, с пустыми, словно у куклы, глазами. В его синих глазах было столько тоски и боли, что её глаза снова наполнились слезами.

– Я сплю и вижу сны, – монотонно, как лунатик, произнёс он, глядя мимо неё пустыми колодцами глаз.

– Нет, это я сплю и вижу сны, которые мне не нравятся! – возмутилась Ника, снимая его руку со своего плеча. – Зачем ты заставил меня смотреть на эту гадость?

– Я сплю и вижу сны, – механически ответил он, очевидно плохо соображая, что говорит.

– Ах, да, ты же ушёл в запой! – саркастически заметила Ника. – Может, это тебя разбудит?! – женщина изо всех сил ударила его по щеке.

***

Леопольд проснулся у себя в кабинете и понял, что произошло, почувствовал, испугался. Никогда ему ещё не было так страшно.

– Алла, – прошептал он, – бессильно царапая ногтями крышку стола, – где же ты? Почему ты меня не спасаешь? Ника, Зорро, Асмодей, Эркюль? Идиоты, вы где? Я тут дуба даю, а вы спите?!!