Ирина замерла. Потом, произведя очередной осмотр безупречного маникюра, сказала, что это ничего не значит. Многие люди не носят при себе таких крупных сумм наличными.

– А разве сумма была ему известна до того, как он появился в суде?

– Вижу, что он успел запудрить вам мозги, – неожиданно грубо сказала женщина.

– Я вас попрошу…

– Извините. – Однако голос прозвучал совсем не виновато. Ирина была напряжена, возле губ подрагивала жилка. – Просто этот человек столько на меня наговаривает, всем и каждому. По-моему, вообще не имеет значения, откуда он взял деньги. Важно то, что он их у меня украл.

Но Самохин считал иначе. Он попросил у нее телефон адвоката, который вел процесс, а также адрес народного суда, где слушалось дело. Ирина, после некоторых колебаний, предоставила ему эти сведения. Она нервничала все больше, и было видно, что ей с трудом удается держать себя в руках.

– Не понимаю, почему вы допрашиваете меня? – возмутилась она. – Украл-то он, с ним и разбирайтесь! И верните браслет!

– Пока это невозможно, – холодно ответил Самохин. – Кстати, Русаков часто бывал у вас дома?

– Нет, – отрезала она. – Витя чаще бывал у него в гостях.

– И все-таки, как часто он вас навещал? Должны же быть какие-то поводы, праздники. Насколько я понял, это самый близкий друг вашего бывшего мужа.

Ирина улыбнулась. Она сказала, что слишком устает на работе, чтобы потом устраивать приемы с выпивкой и прочими развлечениями. Кроме того, у нее растет дочь, а это само по себе значит, что присутствие Ильи в доме было нежелательным.

Самохин насторожился:

– Почему же?

– Он был очень нечистоплотен в отношениях с женщинами.

У следователя брови полезли на лоб.

– Вы хотите сказать, что он оказывал внимание вашей…

Она вскочила.

– Я не позволю говорить такие гадости!

– Успокойтесь!

– Он постоянно путался с какими-то ужасными бабами, и я не хотела, чтобы они при Тане обсуждали свои интрижки! – Тонкие ноздри раздувались, глаза горели. – Девочке достаточно того, что у нее такой отец! Это уже было травмой!

В конце концов, минуя подводные камни (их оказалось на удивление много, Самохин не знал, что может вновь завести собеседницу), он выяснил – последний раз Русаков был в гостях у Ирины несколько лет назад. Точнее она сказать не могла, это было слишком давно.

– Но с вашим мужем он общался часто?

– К сожалению.

– Скажите, где вы держали пропавшие вещи? Ирина скривила губы:

– Господи, да вы же видели! Вы сами видели, во что они превратили мою квартиру! Ящики открыты, секретер взломан! Драгоценности я всегда держала в секретере!

– А прочее?

– Картины висели на стене, в спальне, – раздраженно продолжала она. – Шубы в стенном шкафу, в пакетах с нафталином. Ну а книги, как вы сами понимаете, – презрительный взгляд на Самохина, – на полках. И все это я вам уже рассказывала!

В ее глазах ясно читалось: «Тупой мент!»

– Когда вы развелись с мужем, драгоценности остались на прежнем месте? Вы их не перепрятывали?

– То есть? Зачем? – переспросила она, теряя часть своей непоколебимой уверенности. В глазах метнулась тревога. – Нет… А нужно было?

– Скажите, а как уцелело то, что сейчас надето на вас? – Следователь внимательно посмотрел на ожерелье и серьги. Не было никаких сомнений – жемчуг настоящий, золото тоже.

Ирина почему-то поежилась под его взглядом:

– Эти вещи были на мне в день ограбления, когда я вышла в город. Только поэтому и уцелели.

«Что-то не заметил я на ней этих штучек в день ограбления, – подумал Самохин. – А ведь мы приехали сразу, ей ждать не пришлось. И она была в брючном костюме, даже не успела переодеться. Или не захотела?»

– К чему вообще все эти вопросы? – нервничая все больше, спросила женщина. – Если вы не скажете, я больше отвечать не буду. Я вижу, к чему вы гнете, пытаетесь выгородить Илью!

– Я не мог бы его выгородить, даже если бы захотел, – возразил тот. – Улики слишком весомые, сами понимаете. Меня интересует другое: мог ли он знать точное расположение всех ваших тайников? Ну, знать, что драгоценности вы держите в секретере, шубы в стенном шкафу? И так далее?

Ирина заявила, что в этом у нее нет никаких сомнений. И потом, для опытного вора поиск вещей труда не составляет.

– Разве Русаков – вор? Он торгует компьютерным оборудованием. И зарабатывает, по его словам, очень неплохо. Какой ему расчет идти на риск и воровать ваши вещи? Он и сбыть их не сумеет.

Ответ был моментален:

– Чтобы сделать мне гадость.

Самохин беспомощно закрыл блокнот. Он выписал женщине пропуск и попросил не уезжать из города в ближайшее время. Она поднялась, бросив угрожающий взгляд.

– Вы сказали по телефону, что деньги тоже нашлись. Почему вы их не вернете? Или они тоже пригодятся для опознания?

– Купюры пока проходят экспертизу.

– Господи, сколько же это будет тянуться? – вздохнула Ирина.

Она удалилась, весьма недовольная, что было заметно даже по ее длинной, узкой спине. Самохин встал и плотно прикрыл дверь, которую женщина оставила распахнутой.

* * *

Он вел множество подобных дел, но на сей раз не мог не признать, что ограбление выглядело довольно своеобразно. Самохин подумал об этом при первом же осмотре места происшествия. Некоторые детали сразу бросались в глаза. Дверь была не взломана, а открыта ключами, но при этом замочные скважины сильно исцарапаны. Царапины свежие, хаотично расположенные, неглубокие. Они были нанесены, скорее всего, ножом или напильником. Ясно, что человек, имеющий ключи, пытался создать имитацию взлома.

«Но зачем он позволил себе потерять столько времени, царапая замок? На это ушло никак не меньше пяти-семи минут, а ведь хозяева могли вернуться в любой момент. Или он знал, что они ушли из дому надолго? И кроме того, он подставлялся, оставаясь снаружи, его могли заметить соседи по площадке».

Следующая странная деталь была связана с секретером, где Ирина хранила свои сокровища. Замок был не открыт, а сломан, и царапины на нем тоже совсем свежие – потемневшая от времени медь местами была процарапана до красноты. Но эксперт, подробно осматривавший замок, в конце концов вынес заключение, что тот и до взлома вряд ли запирался.

Хозяйка предоставила ключ от секретера. Ключ подошел, но замок не желал ни закрываться, ни открываться. Ключ со скрежетом проворачивался, никак не цепляя болтавшуюся в трухлявом дереве личинку замка. Ирина тогда с сожалением вздохнула: