– Как ты ухватила Марка? – намекаю я.

Она упирается руками в бедра, так что бренчат браслеты.

– Если ты намекаешь, что я отбила Марка у Аннабель, то ты ошибаешься. Он первый начал.

– Не сомневаюсь! Ему плохо, и он несчастен.

– Значит, не такой уж у них идеальный брак, не так ли? – парирует Поппи. – Аннабель поставила ультиматум: либо она, либо машины. И знаешь что? Марк выбрал машины. Если я вовремя оказалась поблизости, чтобы немного его утешить, – почему бы нет? Неужели люди обязаны страдать только потому, что молчать в тряпочку – безопаснее? По-смотри на себя. Вы с Джеем безумно любите друг друга, и это очевидно, и все вокруг в курсе уже не первый год, кроме вас двоих… и теперь ты собираешься от него отказаться, потому что какая-то долговязая телка решила никого не подпускать к своей игрушке?

Сердце страшно ноет. В словах Поппи есть несомненный смысл, но жизнь далеко не так проста. Это уйма ответственности, и кое-кому приходится не только развлекаться, но и принимать последствия. Что случится, если Джей бросит Рокси? Ответ очевиден: он перестанет быть мужчиной, которого я уважаю и с которым хочу жить.

Я вздыхаю. Из-под стола доносится не менее скорбный вздох – и какой-то отвратительный запах. Я смотрю на Поппи.

– Это не я! – протестует она.

Серендипити! Она не ела уже сутки – а я пообещала Сэм позаботиться о собаке, как только доберусь домой. Мне становится очень стыдно. Серендипити живет ради кормежки, точь-в-точь как я живу ради шоколада.

Разумеется, борзая лежит под столом, повесив уши, грустно положив голову на лапы и безнадежно глядя в никуда. Воплощение собачьего отчаяния.

– Чем они ее кормят? – гнусаво спрашивает Поппи, зажимая нос.

– Вегетарианским собачьим кормом. Восстановленные бобы и все такое.

– Неудивительно, что она так воняет. Разве собаки – не плотоядные?

– Да. – Я поглаживаю костлявую голову Серендипити. – Как ты думаешь, почему у нее постоянно несчастный вид?

Поппи открывает холодильник и вытаскивает здоровенный кусок стейка, который Джей принес из «Маркс и Спенсер».

– Попробуй для разнообразия, ах ты бедная голодная собачка.

Она кладет мясо под стол и придвигает прямо к носу Серендипити, но собака даже не удосуживается его лизнуть или хотя бы понюхать. Она снова шумно вздыхает и закрывает глаза.

– Может быть, Сэм удалось сделать Серендипити вегетарианкой и она теперь тоже считает, что есть мясо – преступление? Где там эти бобы? – спрашивает Поппи.

– В коробке под раковиной. – Я сажусь на корточки. Меня мутит, и не только от вони. Ну и скверный же выдался денек. И вдобавок, кажется, Серендипити вот-вот умрет от истощения. – Если что-нибудь случится с собакой Мада, я не оправдаюсь перед Сэм.

Внезапно Серендипити оживает. Она поднимает голову, вскидывает уши и с надеждой выглядывает из-под стола. Но, с тоской посмотрев на дверь, борзая вновь ложится на место с еще более несчастным видом.

– Ты видела? – потрясенно спрашиваю я. – Когда я назвала Мада, она так и вскочила!

И разумеется, Серендипити тут же повторяет свой трюк.

– Она просто скучает по хозяину!

– Блин, – говорит Поппи.

– Если мы хотим, чтобы она поела, – продолжаю я, – нужно отвезти ее туда, где Мад. Поехали в Этти-Вудс!

Я роюсь в кухонном шкафчике и нахожу грязную веревку, которую Мад использует в качестве поводка. Снаружи моросит дождь. Я бегу вместе с собакой на улицу, где Поппи, к моему изрядному испугу, уже сидит за рулем «ягуара» и радостно заводит мотор.

– Ты же не умеешь водить! – восклицаю я, распахивая пассажирскую дверцу и заталкивая собаку в салон.

– Знаю! – отвечает Поппи, перекрикивая стереосистему. – Но ты заодно можешь меня поучить! Просто сиди рядом и говори, что делать.

Закрадывается одна неприятная мысль…

– Как ты добралась сюда?

– Я делала то же самое, что и ты. Ну, несколько раз все-таки налетела на бордюр.

– По-моему, я самоубийца, – замечаю я, кое-как усаживаясь рядом с мокрой собакой весом в полтонны, которая растягивается на сиденье. – Твое счастье, что я спешу, иначе я бы не поленилась и оспорила твою логику.

От внезапного стука в окно мы обе подскакиваем. По ту сторону залитого водой стекла маячит размытое лицо Джея, волосы сплошь в каплях дождя, футболка липнет к телу. Мои внутренности буквально тают, а сердце сжимается от отчаяния. Я опускаю стекло и готовлюсь к операции без наркоза.

– Прости, – говорит он, наклоняясь и ласково касаясь моей щеки. Слипшиеся от дождя темные ресницы похожи на шипы. – Я не хотел тебя обижать. Если бы я только знал, что все обернется именно так, честное слово, я бы ни за что не стал ввязываться…

– Я ни о чем не жалею, – шепчу я, не в силах говорить громче. – За несколько часов ты сделал меня счастливее, чем когда-либо. Надеюсь, ты тоже найдешь свое счастье.

Он качает головой, и дождь течет по его щекам.

– Сомневаюсь, что получу именно то, о чем мечтаю. Но видимо, другого я просто не заслуживаю. И несомненно, не заслуживаю тебя. Пускай я разрушил собственную жизнь, но разрушать заодно и твою я не намерен.

В горле такой огромный комок, что я не в силах говорить. Джей нежно целует меня в губы, и я чувствую соленый вкус слез – не знаю чьих. Он шагает обратно к дому, сгорбившись и опустив голову. Воплощенное уныние.

Увидев мое вытянувшееся лицо, Поппи говорит:

– Да брось, подружка, дела не так плохи. Он по крайней мере жив.

Поппи некогда хотела стать психологом. Как ни странно, диплом она так и не получила.

Стиснув зубы, я решаю сосредоточиться на поездке в Этти-Вудс, куда хотелось бы добраться целыми и невредимыми.

– Тормози! – ору я, когда Поппи пропускает знак поворота.

Словно прилипнув к приборной доске, я быстро принимаю решение. Если уж я не могу быть с Джеем, то по крайней мере постараюсь разгрести тот ужасающий бардак, в который невольно превратила жизнь Сэм. И для этого мне необходимо прожить еще как минимум двадцать четыре часа.

– Хватит! – твердо говорю я Поппи, которая сидит, покручивая прядь волос и улыбаясь разъяренным водителям, которые чуть не раздавили нас в лепешку. – Я поведу. Проблем для одного дня и так уже хватает. Я в отличие от тебя еще не настолько сошла с ума, чтобы клеить медиков из «скорой помощи».

Поппи собирается возразить, но внезапно замечает, что торчит посредине оживленной магистрали. И некоторые жесты, которые делают водители, до боли напоминают изображения на чудовищных плакатах об убийствах в состоянии аффекта. Если уж мне суждено умереть, предпочту изящную кончину. Я не желаю, чтобы меня насмерть затыкал ключами от машины вот тот водитель «форда», который с угрожающим видом движется к нам. Поскорее поменявшись местами с Поппи – не столько изящно, сколько поспешно, – я включаю мотор, давлю на газ и уношусь прочь, так что Шумахер мог бы позавидовать.