– Есть только одна маленькая помеха, – сказала она. – Я вас не люблю. Вы мне даже не очень нравитесь.

Керен снисходительно развел руками:

– Разве это так важно? Сколько людей, принадлежащих к нашему классу заключают брак по любви? В большинстве случаев это происходит по расчету. И, в конце концов, я не такой уж плохой кандидат, верно?

Последний вопрос он задал слегка игривым тоном, словно пытаясь склонить девушку на свою сторону шуткой.

– Да? – спросила Элис по-прежнему холодно. – Позвольте мне рассказать вам, к какому классу принадлежу я. Я сирота. У меня нет семьи. Я никому не обязана своими привилегиями. Мне некого благодарить и даже некого любить по долгу рождения. Так что я, как представительница более низкого класса, чем ваш, скажу просто: я верю в то, что в браке необходима любовь.

Лицо Керена помрачнело от гнева.

– Так вы думаете о своем рейнджере, не правда ли? – закричал он. – Я догадывался, что между вами что-то есть.

Элис много лет обучалась премудростям дипломатии. Но она также долго училась выражаться кратко и по существу. Сейчас девушка забыла о дипломатии.

– Это не ваше дело, – отрезала она. – Скажу вам только, что на свете существуют человек пятьдесят, полюбить которых мне было бы гораздо легче, чем вас. Рыцарей. Рейнджеров. Курьеров. Писцов. Кузнецов. Трактирщиков. Помощников конюхов. Потому что у всех у них перед вами есть одно огромное преимущество. Они не предатели.

Слова Элис обожгли Керена, словно удар кнутом. Если до этого он испытывал гнев, то теперь в нем пробудилась ярость.

Керен резко развернулся и подошел к двери. Взявшись за ручку, он оглянулся:

– Ну что, ж. Прекрасно. Но когда вы будете ползать на коленях под холодным дождем в деревне скоттов, вычищая нужник или наполняя корыта свиней, вы еще не раз вспомните о том, что могли бы стать баронессой!

Керен считал, что последнее слово осталось за ним. Но когда он почти закрыл за собой дверь, Элис тихо произнесла:

– Цена была бы слишком высока.

Он повернулся, и их глаза встретились. Между ними не осталось и следов былой симпатии. Элис перешла границу в их отношениях, и назад пути не было.

– Ну и черт с вами, – сказал Керен спокойно и захлопнул дверь.

Хорас склонился над плечом Уилла, стараясь разглядеть сделанный другом грубый набросок.

Он хмурился, не понимая, что это. С его места нарисованное Уиллом устройство напоминало тачку, поставленную вверх ногами и задом наперед.

– Ну, как тебе? – поинтересовался Уилл.

– Не понимаю, – пробормотал Хорас.

Уилл ткнул кончиком угольного карандаша в несколько точек на схеме, объясняя конструкцию:

– Вообще-то это довольно просто. Два колеса. Рукоятки и рама снизу, наклонная крыша из досок сверху. Мы идем под ней, а она нас прикрывает.

– Зачем нам идти под ней? – не понял Хорас.

– Потому что если бы мы не шли под ней, – продолжил Уилл с некоторым раздражением в голосе, – то нас бы закидали камнями, копьями и арбалетными стрелами.

Он многозначительно посмотрел на Хораса, ожидая очередного вопроса, но тот молча смотрел на рисунок. Между его бровями пролегла небольшая морщинка.

– И что самое главное, – добавил Уилл, – мы можем собрать и разобрать эту конструкцию сами за несколько минут.

– Ну да, это самое главное, – отозвался Хорас, хотя по его интонации не было заметно, что он действительно так считает.

Уилл устало откинулся на спинку стула:

– Тебе в самом деле нравится во всем сомневаться?

Хорас виновато развел руками:

– Уилл, я не имею ни малейшего представления о том, что ты собираешься делать с этим… этой штукой. Не забывай, что я всего лишь простой воин. Из тех, кого вы с Холтом, как я слышал, называли вояками и рубаками. И сейчас, когда ты показываешь мне нечто, похожее на перевернутую тачку – а я, кстати, видал рисунки колес гораздо лучше, – и ожидаешь, что я стану восхищаться, то скажу тебе: я просто не понимаю, чем тут восхищаться.

Уилл критически осмотрел свой рисунок, пытаясь посмотреть на него глазами Хораса. Возможно, в чем-то его друг и прав. Выглядел рисунок довольно странно. Но все равно Хорас слишком придирается, это точно.

– Не так уж и плохо нарисованы колеса, – сказал Уилл наконец.

Хорас взял у него карандаш и указал на левое колесо:

– Это крупнее другого по меньшей мере на четверть.

– Это называется перспектива, – упрямо возразил Уилл. – Левое выглядит больше, потому что оно ближе.

– Если это перспектива и если оно настолько больше, то твоя тачка должна быть метров пять шириной, – не унимался Хорас. – Ты так и планировал?

И снова Уилл окинул свой рисунок критическим взглядом:

– Нет. Я предполагал, что она будет метра два. И три метра в длину.

Рейнджер быстро стер левое колесо и нарисовал на его месте новое, поменьше.

– Так лучше? – улыбнулся он.

– Могло бы быть и покруглее, – хмыкнул Хорас. – Колесо такой формы не будет катиться. Оно слишком заостренное в одном месте.

Уилл не выдержал, решив, что его друг критикует его просто из упрямства, и шлепнул карандашом по столу.

– Попробуй нарисовать идеальный круг от руки! – воскликнул он в сердцах. – Посмотрим, как у тебя это получится! Это же просто набросок. Он не обязан быть идеальным!

В это время в дом вошел Малькольм. Он ходил проверять Макхаддиша, крепко прикованного к огромному бревну. Целитель взглянул на рисунок, брошенный на столе, и спросил:

– Что это?

– Перевернутая и вывернутая шиворот-навыворот тачка, – ответил Хорас.

Уилл с укором посмотрел на друга, но ничего не сказал. Вместо этого он обратился к Малькольму:

– Как ты думаешь, твои люди смогут соорудить нечто похожее?

Целитель задумался.

– Будет сложновато, – наконец ответил он. – У нас есть несколько колес для тачек, но они все одного размера. Ты действительно хочешь, чтобы одно колесо было больше другого?

Хорас прикрыл лицо рукой, стараясь сдержать рвавшийся наружу смех.

– Это перспектива. Хорошие художники рисуют, используя перспективу, – медленно произнес Уилл, громко и отчетливо выговаривая каждое слово.

– Ах, вот как, – усмехнулся Малькольм. – Ну ладно, как скажешь…

Он изучал рисунок еще несколько секунд.

– А ты действительно хочешь, чтобы они были такими сплющенными? Наши колеса вообще-то более круглые. Не думаю, что эти будут так легко катиться. Если вообще будут.