— Ты вряд ли до этого момента считала меня своим другом, но, может, сейчас изменишь свое мнение. Разве я не мог сдать тебя детективам прошлым вечером?

Вспомни: все, что мне нужно было сделать, — это пойти и позвонить по телефону. Было еще не поздно.

Лиля смогла только повторить:

— Уходите, уходите!

— Но я этого вовсе не хочу, — продолжил он, не обращая внимания на ее крик. — Я был достаточно глуп, чтобы защищать тебя. Несколько месяцев ты смеялась надо мной, а теперь моя очередь. Теперь ты больше не сможешь смотреть на меня сверху вниз.

Девушке, которая приходит вечером к мужчине домой, лучше быть непокладистей. Подожди! Дай мне закончить!

Лиля, со сверкающими глазами, подбежала к двери и открыла ее, собираясь позвать домовладелицу.

Но последние слова Шермана, произнесенные угрожающим тоном, заставили девушку остановиться.

— Я думаю, — со значением промолвил Шерман, — ты не из тех людей, кто сам кладет голову на плаху.

А теперь слушай, что я тебе скажу, и тогда ты сможешь спасти и Ноултона, и себя.

Лиля смотрела на него удивленно и недоверчиво.

— О, я это делаю не ради вашего с ним счастья, — продолжил он, словно прочитав ее мысли. — Я не такой добренький дурачок. Спрашиваю тебя прямо: ты хочешь спасти Ноултона?

— Что… что для этого надо сделать? — заикаясь, проговорила Лиля, отпустив дверь и поворачиваясь к нему.

— Только одно: я могу его спасти и спасу, но только при одном условии.

— Одном условии?

— Что ты выйдешь за меня замуж.

— Я — замуж — за тебя! — Эти слова ее шокировали.

— Да. В день, когда ты станешь моей женой, Джон Ноултон получит свободу. В противном случае — ты знаешь, что будет. И, моя дорогая, ты можешь сделать большую ошибку. Как я уже говорил, у тебя нет выбора. Я люблю тебя и постараюсь сделать тебя счастливой.

— Ты — сделать меня счастливой?!

В ее голосе звучало неописуемое презрение. Шерман вздрогнул и начал закипать от ярости.

— Думаешь, у меня это не получится? Ты будешь моей! Наконец-то! И берегись — я могу передумать.

Кстати, почему я не имею права на тебе жениться? Ноултон не успел. Это тебя расстраивает, не так ли? А что ты сейчас думаешь о своем любовнике? Почему ты не идешь в тюрьму и не говоришь ему… не говоришь ему…

Он запнулся и замолчал, дрожа от злости. Потом, с трудом взяв себя в руки, произнес:

— А теперь я хочу получить от тебя ответ. Ты прижата к стенке и должна руководствоваться здравым смыслом. Никакие твои высокопарные фразы или «несмей-ко-мне-прикасаться» теперь не годятся — ты получишь жесткий отпор, и поэтому лучше тебе быть паинькой. Ты моя. Ты это понимаешь? Ты моя. Хочешь хоть как-то помочь Ноултону? Хорошо. Так когда ты выйдешь за меня замуж?

Лиле хотелось закричать, выбежать из комнаты, закрыть уши и глаза, чтобы не слышать его оскорблений и не видеть его плотоядного взгляда. Но она стояла уставившись в одну точку, не в силах вымолвить слова или двинуться с места.

Шерман, угрожающе шагнув к ней, повторил свой вопрос:

— Так когда ты выйдешь за меня замуж?

Ее губы дрогнули, но с них не слетело ни звука.

— Господь свидетель, ты мне ответишь! — процедил сквозь зубы Шерман. Он подскочил к ней и крепко схватил за руку. — Говори! — прошипел он. — Ты, черноглазая чертовка, говори… отвечай мне…

В этот момент раздался громкий стук в дверь — как раз вовремя.

Шерман, глухо выругавшись, отпустил руку Лили и быстро повернулся. Лиля оперлась рукой о спинку кресла и, судорожно дыша, тем не менее тихо сказала:

— Войдите.

Дверь отворилась, и вошла миссис Берри.

— Еще гости, — коротко объявила она, стоя в дверях. Казалось, она не замечала возбужденного состояния Лили и повернутой к ней спины Шермана. — Внизу стоят мистер Догерти и мистер Дюмэн. Они хотят тебя видеть.

Потом она подошла к Лиле и, прикрыв рот ладошкой, шепнула ей в самое ухо:

— Не знаю, что тут происходит, милочка, но если я могу помочь…

Лиля бросилась ей на шею и поцеловала.

— Вы можете мне помочь, — промолвила она. — Проводите немедленно мистера Дюмэна и мистера Догерти сюда. Дорогая миссис Берри, скорее!

И миссис Берри выскочила из комнаты и, шелестя юбками, бросилась вниз по лестнице.

Лиля встала у открытой двери. Шерман повернулся, его лицо исказилось от ярости — или это был страх?

Его губы шевелились, но он не произнес ни слова. Он тупо смотрел на дверь, словно окаменев оттого, что его планы внезапно рухнули, и оставался в таком положении, когда Лиля прошла мимо него, чтобы встретить поднимавшихся по лестнице мужчин.

— Рада вас видеть, — сказала она, протягивая им руки.

Дюмэн молча церемонно поклонился. Догерти крепко пожал ей руку и без всяких изысков произнес:

— Доброе утро!

В этот момент Лиля отступила в сторону, и вошедшие оказались лицом к лицу с Шерманом.

Глаза Догерти на секунду округлились от удивления и тут же сверкнули неподдельной радостью — он полночи не спал, жалея, что поленился до конца разобраться с Шерманом, а теперь тот снова был в его руках!

Догерти направил указательный палец на Шермана и спросил Лилю:

— Что он здесь делает?

Но девушка была так ошеломлена неожиданной помощью, что едва могла говорить.

— Не знаю, — заикаясь, ответила она. — То есть я хочу сказать, теперь, когда вы пришли, это не имеет значения. Только, пожалуйста, отошлите его прочь — немедленно!

Потом, перехватив взгляд Догерти, она взяла его за руку:

— Нет, не надо! Не причиняйте ему никакого вреда! Просто отошлите его прочь!

Но бывший боксер осторожно высвободил свою руку.

— Вреда — ему? О нет. Я совершенно не хочу ему вредить. Всего лишь пожму руку. Правда, я настолько рад нашей с ним встрече, что это может получиться у меня немного грубовато.

Его тон был очень резким, в голосе скрежетало железо, а саркастические нотки делали его еще более угрожающим. Догерти двинулся на Шермана, который прижался спиной к окну и сжал кулаки, оскалив зубы от страха. Лиля, увидев его таким, окаменела от ужаса.

Катастрофу предотвратил Дюмэн. Догерти уже был всего в трех шагах от окна, когда почувствовал, что француз схватил его за руку. Он попытался вырваться. Но Дюмэн только усилил хватку.

— О, Том! Мой боже! Взгляни на нее! Она будет кричать, ей станет ошень плохо! Ты не можешь убивать этот негодяй в присутствии мадемуазель. Это не называть вежливость. Ну! Ты большой больван!