– Давай, давай! – закричали сразу все. – Давай ту, старую, про последний бой!

Ветер пел по-настоящему красиво. Его чистый и ясный голос хотелось слушать еще и еще, к тому же оказалось, что он знает несколько Катиных любимых песен. Определенно, сегодня на бульваре ей повезло больше, чем вчера. Она самозабвенно подпевала, забыв о якобы больном горле. Откуда-то появилась бутылка пива в бумажном пакете и пошла по кругу. Ветер в перерыве между песнями отхлебнул, вытер горлышко рукавом и протянул бутылку ей, и Катя тоже храбро отпила, невзирая на брезгливость и на то, что пиво она не любит. Ей снова было хорошо, и наплевать, что солнце клонится к закату, а мама, наверное, уже ищет ее по всему городу. Пусть и за нее немного поволнуется. Катя нарочно отключила на телефоне звук и вибрацию, чтоб потом с честными глазами сказать, что не слышала звонка.

Стало прохладнее, из кустов повылезали комары. Катя поежилась и полезла было в рюкзак за кофтой, но тут ей на плечи опустилась тяжелая кожаная куртка. Она вздрогнула, подняла глаза и увидела, что Ветер улыбается, глядя на нее сверху вниз.

– Что-то стало холодать. – Юля тоже куталась в свой черный балахон. – Ветер, может, к тебе уже?

– Давайте, – согласился тот. – Тут недалеко, – пояснил он специально для Кати и снова подмигнул. – Пойдешь с нами?

– Тебя на ночь-то отпускают? – спросила еще одна девчонка, кажется, ее называли Морвен. Катя за этот вечер услышала слишком много странных имен, чтобы успеть запомнить все.

– А чего меня отпускать? – задрав подбородок, ответила Катя. – Мне восемнадцать, где хочу, там и ночую.

Морвен с недовольным видом отошла. Кажется, внимание Ветра к Кате ее не устраивало, но ему это явно было не интересно.

Гитару упаковали в пестрый от значков и нашивок чехол, мусор покидали в урну, и вся компания, гомоня, двинулась вниз по бульвару. Ветер на ходу приобнял Катю за талию, развлекая ее ненавязчивой болтовней. Иногда он прижимал ее чуть крепче, и Катя с удивлением заметила, что ей это приятно. Они свернули во двор девятиэтажки, миновали клумбу, обложенную булыжниками, и подошли к подъезду.

– Вперед, мои храбрые спутники! – шутливо произнес Ветер, прикладывая к домофону магнитный ключ и распахивая дверь. – Ноги не переломайте, в подъезде опять света нет.

Квартира оказалась маленькой, тесной и довольно грязной. Чем-то она напоминала комнату Мишки Великанова в общаге – наверное, скопищем немытых тарелок в раковине и коричневыми кружочками от чашек на кухонном столе. Линолеум на полу был старый и вытертый, почти никто из гостей не разувался, но Катя была воспитана иначе и все-таки сняла в прихожей кроссовки. От такой вежливости подошвы ее светлых носков быстро стали темно-серыми, но здесь до этого никому не было дела.

Компания разместилась в узкой длинной комнате, где вдоль одной стены стояли диван и высокий шкаф, а другую почти полностью занимал стеллаж, набитый книгами и какими-то разноцветными коробками. Кого-то отправили за пивом и загадочными «ништяками», с ними пошла и Юля – единственная, кого Катя более-менее знала. Морвен и еще одна девчонка ушли на кухню и чем-то там гремели. Остальные расположились на диване и вокруг него на полу. Ветер включил компьютер, который стоял на маленьком угловом столе у окна, и в комнате зазвучала музыка. Что-то на немецком, довольно приятное.

– Нравится? – спросил он, глядя на Катю через всю комнату.

– Ничего, – кивнула она, чувствуя, как краснеют уши. Как все странно… В комнате остались одни парни, может, ей тоже нужно пойти на кухню? Но она здесь в первый раз, как-то глупо строить из себя хозяюшку. Она принялась рассматривать плакаты и флаги неведомых государств, почти сплошняком покрывающие стену над диваном. Узкая полоса старых обоев в бледный цветочек над самой спинкой была свободна, и на ней пестрели какие-то каракули, выведенные разноцветными ручками и маркером. Катя наклонила голову, чтобы приглядеться, и почувствовала теплое дыхание на затылке.

– Изучаешь мою стену славы? – промурлыкал Ветер у нее за спиной. – Тебе тоже надо оставить автограф, ты же тут впервые. Ручка есть?

– Н-нет… – В старой сумке была, конечно, но в новом рюкзаке болтался только телефон.

– Ничего, сейчас найдем. – Он повернулся к стеллажу и начал рыться на одной из полок. На пол полетели какая-то настольная игра и пухлый фотоальбом. Катя ахнула и присела на корточки, не зная, за что хвататься. Альбом, падая, раскрылся – и стало понятно, почему он такой пухлый: вместо фоток в прозрачные кармашки были вложены лоскутки, бумажки, ленточки, нитяные браслеты, а еще… Сначала ей показалось, что там сушеные стебли травы или что-то в этом роде, но, приглядевшись, она поняла, что это косички. В каждом пакетике лежала заплетенная в косичку прядь волос. Черные, светлые, рыжие… Как в парикмахерской, в каталоге с разными красками для волос.

Катя нервно икнула и захлопнула альбом. Что еще за магия вуду?

Ветер даже внимания не обратил на то, что что-то упало. Он наконец откопал среди своего хлама ручку и протянул ее Кате:

– Вот, прошу вас, мадемуазель!

«Здравствуйте, леди!» – эхом отдалось в голове у Кати вчерашнее ерничанье местных алкоголиков. Ее передернуло. А вдруг лет через двадцать вот этот парень с красивыми голубыми глазами станет таким же отвратительным синяком? Да нет, не может быть, наверняка он где-то учится или даже работает – вот же, один живет… Она нерешительно поднялась, держась за протянутую ладонь, и взяла ручку. Надо же, гелевая, серебристая. Катя подышала на стержень, оперлась коленом на диван и наклонилась, примериваясь, где бы оставить подпись.

– Красивый вид! – негромко протянул сзади кто-то из парней. А потом она почувствовала на спине чужую руку и вдруг поняла, что замечание про вид относится к ее обтянутой джинсами попе.

Краска бросилась Кате в лицо. Она отшвырнула ручку, выскочила в коридор и принялась нашаривать в потемках свои кроссовки. Следом за ней из комнаты вразвалочку вышел Ветер, и в маленькой прихожей сразу стало тесно.

– Кать, ну что ты, обиделась, что ли? Прости дурака, это же просто шутка, можно сказать, даже комплимент. Хочешь, я его выгоню? – Он подошел к ней вплотную и попытался обнять. Его губы оказались совсем рядом с ее лицом, пахнуло пивом и разогретой кожей. Голова закружилась.

– Тебе-то что? Новую косичку в альбом хочешь? – огрызнулась Катя, стряхивая наваждение. Очарование теплого вечера с песнями развеялось. Ах, если бы они просто и дальше шли по бульвару, болтали, его рука лежала бы у нее на талии, и она наслаждалась бы лестным вниманием симпатичного взрослого парня…

– Ну надо же, какие мы гордые! – насмешливо протянул Ветер, отстраняясь. – Была бы честь предложена.

– Тоже мне, честь! – Катя фыркнула, сунула ноги в кроссовки и выскочила за дверь. Никто ее больше не останавливал, и это было вдвойне обидно.

Лифт был занят: гудел где-то внизу, между третьим и четвертым этажами. А вдруг там Юля и компания возвращаются из магазина? Еще потащат назад… Катя пошла пешком.

Ветер жил на восьмом. Свет горел не на всех этажах, кое-где приходилось спускаться почти наощупь. Катя вздрагивала и озиралась: ей всегда было неуютно в подъездах высотных домов. В их хрущевке на лестнице были большие окна, бабушки разводили цветы на подоконниках, на некоторых площадках даже половички лежали. Не то что здесь: разномастные двери, где железные, где фанерные, стены исписаны, звонки кое-где залеплены жвачкой.

На площадке третьего этажа, у мусоропровода, в темноте кто-то стоял и курил. Катя вскрикнула от неожиданности, слишком поздно разглядев впотьмах высокий тонкий силуэт на ломких ногах. Некто обернулся, огонек сигареты осветил лицо, и Катя тут же узнала вчерашнюю знакомую.

– Кочерга? – вырвалось у нее. – Маша Кочерга? Вы тут живете?

– Ты откуда меня знаешь, малявка? – медленно проговорила женщина после почти полуминутной паузы. Сегодня ее голос звучал не так, как вчера: он был более низким, медленным, она растягивала слова, как будто говорила на чужом языке. Катя вспомнила Леночку на транквилизаторах и поежилась.

– Я не вас, я знаю Леночку, Лену Хорошилову из Лебяжьего, – заторопилась Катя. – Она рассказывала, что вы были самая красивая в деревне и что хотели в художку, но не вышло. Она, Леночка, тоже хотела в художку, а ее заставили на ветеринара… а потом с ней что-то странное случилось прошлой зимой, и она совсем перестала учиться. Я слышала в деканате, какой-то камень, какой-то отвар, потом она таблетками отравилась, мы все так