После выздоровления Моранти король стал спокойнее, но эта сцена, однако, повторилась еще раз, с одной немаловажной разницей: на балконе он был уже не один. Это происшествие в деликатных формулировках описывается в отчете одного из дипломатов. «Король, который молод и любит пошутить, вышел в пятницу утром на балкон в сопровождении своего маленького негритенка и забавлялся тем, что бросал вниз все, что ему попадалось под руку. Одна из бутылок попала в ногу секретарю русской миссии и сильно его поранила».

О том, в какой степени Моранти принимал участие в процессе бросания, не говорится ни слова.

Эти вспышки описываются как совершенно необъяснимые.

Они двигались кругами, круги все сужались. Они двигались друг к другу.

Королева Каролина Матильда и лейб-медик Струэнсе общались все теснее.

Они часто гуляли по лесу.

В лесу они могли беседовать, в лесу случалось, что сопровождавшая их свита внезапно отставала; прогулки по лесу со Струэнсе забавляли Королеву.

Это был буковый лес.

Струэнсе говорил о том, как важно укреплять физическими упражнениями конечности маленького кронпринца; тому было уже два года. Королева говорила о лошадях. Струэнсе подчеркивал, что малышу важно научиться играть, как обычные дети. Она рассказывала о море и о лебедях на воде, похожей на ртуть. Он считал, что малышу необходимо рано учиться всем тонкостям дипломатии; Королева снова спрашивала, могут ли деревья думать.

Он отвечал: только в ситуации крайней опасности. Она возражала: только когда дерево совершенно счастливо, оно может думать.

Когда они шли по лесу, где был густой кустарник, свита часто вообще не могла сопровождать их. Ей нравилось ходить по лесу. Она полагала, что буки способны любить. То, что деревья умеют мечтать, она находила само собой разумеющимся. Достаточно было лишь посмотреть на лес в сумерках, чтобы узнать об этом.

Она спрашивала, может ли дерево испытывать страх.

Она вдруг осознала, что способна сказать ему почти все. Нет, не все. Она могла спросить, почему все так возмущаются, когда она ездит на лошади в мужском костюме; и он мог ответить. Но она не могла спросить, почему ее избрали той королевской коровой, которую следовало случать. Она не могла сказать: почему я должна телиться правителями. Почему я — первая и высочайшая, если я являюсь племенным животным, нижайшим и последним.

Ходила она быстро. Иногда обгоняла его, следила за тем, чтобы оказываться впереди него. Некоторые вопросы было легче задавать, когда ему не было видно ее лица. Не оборачиваясь, спиной к нему, она спросила:

— Как вам хватает терпения с этим сумасшедшим дураком? Я не понимаю.

— С королем?

— Он болен.

— Нет, нет, — сказал он. — Я не хочу, чтобы Вы говорили так о Вашем супруге. Вы ведь его любите.

Тут она внезапно остановилась.

Лес был густым. Он увидел, как начала сотрясаться ее спина. Она плакала, беззвучно. Далеко позади себя он слышал придворных дам, их голоса доносились оттуда, где они осторожно пробирались сквозь заросли.

Он подошел к ней. Безутешно всхлипывая, она прислонилась к его плечу. Несколько мгновений они стояли совершенно неподвижно. Голоса все приближались.

— Ваше Величество, — сказал он тихо. — Вы должны соблюдать осторожность, чтобы не…

Она взглянула на него, будто внезапно успокоившись.

— Почему?

— Вас могут… неправильно понять…

Голоса были уже очень близко, она по-прежнему стояла совсем рядом, прижавшись к его плечу; она подняла глаза и, с почти полным безразличием, сказала:

— Ну и пусть. Я не боюсь. Ничего. Ничего.

И тут он увидел, что между ветками деревьев и кустов уже показались первые всматривающиеся лица; скоро они будут близко, слишком близко. Но королева еще несколько мгновений совершенно ничего не боялась; она тоже видела лица сквозь ветки, но не боялась.

Он знал: она не боится, — и его внезапно охватил страх.

— Вы бесстрашная, — сказал он тихо.

Потом они продолжили свой путь через лес.

Столь регулярные прежде карточные вечера с участием трех королев прекратились; никакого объяснения по этому поводу вдовствующей королеве дано не было. Каролина Матильда просто не хотела. Не объясняя, почему. Карточные вечера просто прекратились.

Вдовствующая королева знала, в чем причина. Она уже перестала быть центральной фигурой.

Чтобы все же получить объяснение или чтобы раз и навсегда прояснить ситуацию, вдовствующая королева посетила Каролину Матильду в ее покоях.

Садиться вдовствующая королева не пожелала. Она стояла посреди комнаты.

— Вы, — ледяным тоном сказала вдовствующая королева, — изменились с вашего прибытия в Данию. Вы уже не столь очаровательны. Вы уже не столь милы, как прежде. Так считаю не только я, так считают все. Вы отдалились. Вы не понимаете, как надо себя вести.

Нисколько не изменившись в лице, Каролина Матильда лишь ответила:

— Это правда.

— Я прошу вас — настоятельно — не ездить верхом в мужском костюме. Женщины королевского происхождения никогда прежде не пользовались мужским костюмом. Это шокирует.

— Меня это не шокирует.

— И этот доктор Струэнсе…

— Его это тоже не шокирует.

— Я прошу вас.

— Я буду поступать, как захочу, — ответила на это Каролина Матильда. — Я буду одеваться, как захочу. Я буду ездить на лошади, как захочу. Я буду разговаривать, с кем захочу. Я — королева. Следовательно, правила создаю я. То, как буду себя вести я, и будет считаться хорошим тоном. Вы мне завидуете?

Вдовствующая королева не ответила, а лишь посмотрела на нее, онемев и оцепенев от ярости.

— Да, разве это не так? — добавила Каролина Матильда. — Вы мне завидуете.

— Берегитесь, — сказала вдовствующая королева.

— Я, — с улыбкой сказала Каролина Матильда, — безусловно, буду остерегаться. Но только когда я этого захочу.

— Вы забываетесь.

— Скоро, — сказала Каролина Матильда, — я буду ездить верхом без седла. Говорят, это очень интересно. Вам не завидно? Что я знаю о том, что собой представляет мир? Я полагаю, вы мне завидуете.

— Берегитесь. Вы еще ребенок. Вы ничего не знаете.

— Некоторые доживают до ста лет, но так ничего и не узнают. Ничего не узнают. А за пределами королевского двора тоже существует мир.

Вдовствующая королева ушла в ярости.

Каролина Матильда осталась. Она думала: значит, он был прав. Некоторые доживают до ста лет, а так ничего и не узнают. За пределами двора тоже существует мир; и если я это скажу, оболочка лопнет, возникнут страх и ярость, и я буду свободна.