Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иди ты!
— Ну!
— Откуда знаешь?
— Знаю.
— Правильно, правильно, — заговорил третий. — Пусть там теперь еще чьих-нибудь жен оприходует!
— Ну а чего? Раз у него так хорошо получается. Не пропадать же таланту. Ясно теперь, что нужно для того, чтобы в Москву попасть? — спросил капитан.
— Что?
— Надо чаще лазить на чужих жен. Звездочки не только головой зарабатывают, но и…
Договорить он не успел — сокрушительный удар в челюсть свалил его с ног. Капитан вылетел в открытую дверь и скатился по ступеням на землю. Поднялся и с красными от ненависти глазами бросился на Ивана, но встретил еще один удар и опять рухнул.
Ему на подмогу высыпала вся компания. Они навалились на Столбова, он хрипел и матерился, пытаясь отбиваться и устоять на ногах, но силы были слишком неравными. Его опрокинули на землю и били уже ногами.
Посчитав себя отомщенным, капитан оттащил приятелей и смачно плюнул на распростертое тело.
— Нажрался, сволочь, — сказал он, — моча в голову вдарила. Ну полежи, авось отпустит.
Они ушли, и Столбов, качаясь, поднялся. Ноги его противно дрожали, ребра ныли. Иван нашел в траве фуражку, отряхнул ее и присел на ступеньки, безвольно мотая головой.
Дверь вновь открылась, и на крыльцо выбежал Жгут. Увидев сидящего на ступеньках Ивана, он остановился.
— Остываешь? — спросил он. — Слушай, Ваньк, у меня в кабинете кое-какая закусочка, ну и под нее — соответственно. Ты как?
Столбов молчал, и Жгут, приглядевшись к нему, тихо присвистнул. Потом присел рядом, вытащил папиросы, закурил.
— Вот теперь можно считать, что отметили Первомай по полной программе… Что за гулянка без драки? Лично я доволен.
Иван повернул голову, посмотрел на Жгута и, с трудом скривив распухшие кровоточащие губы, улыбнулся.
— Кто тебя? — спросил Жгут.
Столбов не ответил.
— А знаешь, Вань, — затянувшись, сказал Алексей, — ты, конечно, извини за прямоту, но это даже хорошо, что тебе по репе насовали. Я б и сам дал, только повода придумать не мог.
— Спасибо, — усмехнулся Иван и закашлялся. — За что же это?
— А чтоб дурь из башки выбить. Оно тебе надо — с Голощекиным связываться? Нет, я понимаю, любовь и все такое…
— Не понимаешь.
— Да нет, старик, понимаю. Знаешь, почему у нас с Галкой все так хорошо? Потому что она меня любит. По-настоящему. И только меня.
— Марина меня любит.
— Уверен? Она готова все бросить и бежать за тобой без оглядки? Наплевать на Никиту, да? Тогда чего ж она не торопится? Нет, ты не подумай чего… Маринка — нормальная баба, хорошая, но — чужая.
— Она его боится, — сказал Иван. — И за меня боится.
— И правильно делает, — кивнул Жгут. — Мы тут с Галкой про вас говорили. Ну ты же понимаешь, они с Мариной подруги, Галчонок за нее переживает, так что мы не просто так языками чесали от нечего делать…
— Все всё знают, — проговорил Столбов с горечью. — Все в курсе моей личной жизни.
— А ты чего ждал? — спросил Жгут. — Да на тебя в Маринкином присутствии только посмотреть — и все сразу понятно. Я еще удивляюсь, как Никита ничего не просек.
— Просек он все. — Иван встряхнул головой. — Дай закурить.
Жгут протянул ему папиросы.
— Ну тогда, Ваня, сливай воду, — сказал он. — Жить, конечно, будешь, но инвалидом.
— Да тысячи людей разводятся! — возразил Столбов. — И ничего, все живы-здоровы.
— Ну, значит, будешь исключением. Да пойми ты, чудак-человек, я тебя что, уговариваю от Марины отказаться? Да я за вас всей душой. Любите себе друг друга и будьте, как говорится, счастливы. Но только не морочьте Никите голову. А то как получается: Марина с тобой вась-вась, потом с мужем вась-вась…
— Прекрати! — Иван застонал.
— А ты что думал? Он ей муж, законный. — Жгут помолчал. — Знаешь, Ванька, может, я и не должен тебе это говорить… Ну, в общем, я у Галки не первый был. Но я ей честно сказал: меня это не касается. Главное — что ты меня любишь. Только меня. И мне ничего больше не надо. Но если ты вдруг… ну мало ли что в жизни бывает… если ты вдруг встретишь человека, который покажется тебе… Короче, лучше сама сразу мне скажи. Потому что если я узнаю об этом от кого-то другого… Убивать не буду, но буду презирать всю жизнь. И она это, Вань, знает. Мы друг другу доверяем, понимаешь? Поэтому у нас все хорошо.
Столбов нахлобучил на голову фуражку и встал.
— Ты когда уезжаешь? — спросил Жгут.
— Завтра.
— Ну вот и езжай. А Марина пусть подумает. Разлука, Ваня, — самый верный способ проверить чувства на прочность.
Жгут хлопнул Столбова по плечу. Иван спустился со ступеней, обернулся.
— Леш, — сказал он, — если ты вдруг ее сегодня увидишь… Ну, может, она к Гале зайдет… В общем, скажи ей, что я уже уехал.
— Скажу, — пообещал Жгут. — Ну, ни пуха тебе, старик!
— К черту, — ответил Иван. Он пошел, слегка пошатываясь, бормоча на ходу: — К черту все, к черту…
Жгут вернулся в клуб.
В коридоре красный от возмущения полковник Борзов отчитывал капитана и его компанию:
— Безобразие! Что за вид? Вы что, забыли, где находитесь?! Вам что тут, пивная? Десять суток ареста!
Столь же красный капитан в перепачканном мундире стоял навытяжку, бессмысленно тараща пьяные оловянные глаза. Его приятели, пытаясь держаться по стойке «смирно», тем не менее отворачивались, чтобы дышать в сторону.
Полковник заметил Алексея.
— Старший лейтенант Жгут! — гневно произнес он. — Выношу вам устное порицание за плохую организацию праздничного вечера. Свободны.
Жгут кивнул и протиснулся в зал.
Оркестр играл попурри из самых модных мелодий, и в центре зала топали, вертелись, хлопали в ладоши уже несколько десятков человек. Было невыносимо душно, пахло дикой смесью духов, пота, вина.
Алексей поискал взглядом Галю — она сидела за столиком Борзовых и, отчаянно жестикулируя, разговаривала с Марией Васильевной. Жгут пробрался сквозь пляшущую толпу, исполнив по дороге несколько танцевальных движений на грани приличия, за что был награжден восторженным ревом и свистом.
Увидев мужа, Галя встала и направилась к нему. Алексей подхватил ее, потащил в танцующий круг, но она решительно вырвалась и прокричала:
— Ты Марину не видел?
Жгут замотал головой.
— Я хочу к ней сходить!
Жгут опять замотал головой.
— Почему?
Жгут показал на свои уши и, деликатно растолкав народ, за руку потащил Галю к выходу. Выглянул за дверь — полковника и офицеров уже не было.