Крепко выругавшись, Назар вскочил с места. Ему вдруг захотелось напиться до чёртиков и забыть терзающие душу невзгоды. «Сам ушёл, а нас всех на бобах оставил, — со злостью подумал он о Халилове. — Все наши деньги у него, а он… Хорошо хоть сыскарям не выдал, а то парились бы с ним вместе сейчас на нарах и ждали суда, а может быть, и «вышки»».

Наполнив стакан до краёв водкой, Назар жадно отхлебнул половину. «Ладно хоть кабак приносит неплохой доходец», — подумал он и с облегчением допил водку. И вдруг… Назар прислушался — показалось, что двери кабака открылись и тут же закрылись. Послышался звук шагов. Назар поставил стакан на стол и поспешно вышел из своей каморки в зал.

Рядом со стойкой стоял человек.

— Макар? — тихо позвал Назар, сжимая вспотевшей ладонью браунинг.

— Да, я это.

— Фу, чёрт, — вздохнул Назар с облегчением, узнав голос. — Чего пришёл? Я же велел затаиться и не высовываться.

Ночной гость ухмыльнулся:

— Он велел… А кто ты такой? Мы уже и так сколько времени сидим, прижухавшись, но ничего не высидели. Хозяин в «остроге» парится, а мы…

— Скажи спасибо, что вы не с ним заодно паритесь, — с усмешкой оборвал его на полуслове Назар.

— Не за что ему спасибо говорить, — угрюмо возразил Макар. — Мужики все на взводе, доли свои получить хотят. А где они, доли наши? Как их теперь у хозяина выцарапать?

— Ничего, обождите чуток, — вздохнул Назар. — Или вы Сибагата Ибрагимовича не знаете? Какие дела вершили под его началом, аж дух захватывает! Он и на этот раз сухим из воды выберется, вот увидите.

— В том-то и дело, что все мы хорошо знаем хозяина, — сказал «гость», наблюдая, как Кругляков зажигает керосиновую лампу. — Вот мы и думаем, что он нас всех облапошить хотит.

— Вы что, и правда так думаете? — опешил Назар. — С чего это вдруг такие мрачные мысли?

— Хитёр, как лис, наш хозяин, все мы это знаем, — пробубнил Макар. — И все мы знаем, что он ничего просто так не делает. Вот мы и считаем, что он неспроста эту кашу заварил.

— Не пойму, о чём вы? У Сибагата Ибрагимовича мозги переклинило. Почему он застрелил племянницу на глазах нескольких человек, если…

— Потому и застрелил, что так задумал заранее. Девка ему мешала, дело понятное. Но он мог от неё и другим способом избавиться: отдал бы нам, и дело с концом. А он что-то задумал, точно. Сибагат решил вот так от нас спрятаться.

— О чём ты мелешь, дубина? — вдруг разозлился Назар, которому недоверие разбойников к хозяину показалось вполне обоснованным. — Если бы он заранее захотел от племянницы избавиться и нас с носом оставить, то придумал бы что-то попроще. С его-то деньжищами…

— С нашими общими деньжищами, — поправил Макар. — Он уже всё решил заранее и всех купил, кого надо было. Мы так думаем. Сейчас его приговорят к смертной казни и… Пойди потом проверь, когда и где его «повесили»? Все будут его казнённым считать, а он… Он спокойно заберёт весь капиталец и свинтит куда-нибудь.

— А в ваши головы не пришла такая мысль, что его могут и на каторгу осудить? — предположил, хмурясь, Кругляков. — Тогда ему никак не спрятаться?

— Он и на этот счёт что-нибудь придумал, — покачал недоверчиво головой разбойник. — Мы порешили не тянуть больше и не ждать, когда само собой всё обойдётся. Упустим время и…

— Постой, не гони, — одёрнул его Назар. — Раз вы такие умные и недоверчивые, поди уже придумали, что делать надо?

— А чего тут думать, — недовольно огрызнулся Макар. — Хозяина с кичи вызволять надо, а там видать будет, что и как.

— Ух ты, прыткий какой! — усмехнулся Назар. — Вы что там, все разом умом тронулись? Сибагат Ибрагимович в Иркутском централе. Как же вы его выцарапывать оттуда собираетесь?

— В Иркутске его нет, здесь он, — почесав подбородок, ответил разбойник. — Не срослось у него, видать, что-то, вот его и возвернули обратно в Верхнеудинск.

От ошеломляющей новости у Круглякова глаза полезли на лоб.

— Как это возвернули? — выдохнул он. — Так его что, уже на суд привезли?

— На суд, не на суд, или ещё по каким причинам, гадать не берусь, — пожал плечами Макар. — Только то, что он здесь, знаем точно.

— Но откуда? — оживился Назар. — Я ни сном ни духом, а вы?

— В больнице городской он сейчас под охраной отлёживается, — ответил разом на все вопросы разбойник. — Его чуть живого привезли и сейчас откачивают. В поезде с урками что-то не поделил, вот они его и ухайдакали.

— Но-о-о… Откуда ты всё это узнал?

— Карпуха Кривой рассказал. Он от безденежья и голодухи временно санитаром в больницу пристроился.

— А охрана большая при нём?

— Достаточная… Тут нахрапом не возьмёшь, хитростью надо.

Назар задумался.

— Новость хорошая, — сказал он. — Надо как следует всё взвесить и обдумать, чтобы…

— Нету на то времени, — оборвал его на полуслове Макар. — У нас дня два, от силы три, так Карпуха сказал. Оклемается Сибагат, перевезут в тюрягу, тогда уж нам до него не добраться ни в жизнь.

— Тогда поступим так, — сказал Назар, — завтра я всё уточню и разузнаю. Вы все ждите моего сигнала. Ну а ты… Завтра в это же время я буду ждать тебя на этом месте, приходи…

Остановившись у двери великолепного двухэтажного дома, Кузьма Малов прочёл надпись на металлической табличке «Бигельман Я. Н.» и с сожалением подумал: «Земля тебе пухом, Яков Натанович!»

Сын покойного ювелира Иосиф с недоумением уставился на Кузьму.

— Я судебный пристав, — представился Малов. — К вам пришёл для проверки сохранности ранее арестованного и описанного имущества вашего отца, Якова Натановича Бигельмана.

— Что ж, проходите, — сказал безразличным тоном юноша, даже не взглянув на судебное решение, которое ему протянул Кузьма вместе с актом описи и ареста. — Всё на своих местах, можете убедиться, господин судебный пристав…

Стены гостиной были обиты тканью яркой расцветки. У стен дорогая мебель: кожаный диван и четыре кресла. Три больших персидских ковра необычной расцветки. Чуть дальше, у правой стены, дверь в столовую, всё из красного дерева, лакированное.

«Яков Натанович жил на широкую ногу, — подумал Малов. — Очень богатый был человек Бигельман, вот только…»

Сын ювелира терялся в роскошных апартаментах среди множества предметов. Ссутулившись, несчастный юноша уселся в кресло и опустил голову. «Пока он в таком состоянии, разговаривать с ним бесполезно, — думал Кузьма, рассматривая его. — Лицо апатичное, ничего не выражающее, будто застывшее. Он что, действительно так сильно переживает смерть своего отца или делает вид, что убит горем? А может быть, таким образом он пытается вызвать во мне жалость?»