выйду, посижу на улице, на воздухе все быстро пройдет. Со мной такое случается.

– Конечно, иди, – сразу согласилась кураторша, – вы там слабенькие все, в интернате. Если не станет лучше, пусть руководитель отведет тебя к нашему врачу.

– Хорошо.

Я вышла из зала. Возле двери меня схватила Светка.

– Ты что там, совсем заучилась? – прошипела она зло и испуганно. – Не успеем!

– Я пример решала, – виновато проговорила я.

– Пример решала! – передразнила Светка, волоча меня за собой. – Вот дождешься, ляльку народишь, тогда будет тебе пример.

Ее слова заставили меня содрогнуться. Я послушно кинулась вниз по лестнице.

– Тише ты, дубина. – Светка настороженно огляделась по сторонам. – Здесь кругом люди. Заметят, что мы несемся как угорелые.

Я замедлила шаг, и мы чинно спустились на первый этаж.

– Главное, мимо Крокодила Гены проскочить, – сказала Светка, осторожно открывая дверь на улицу.

– Девочки, вы куда? – неожиданно раздалось сзади.

Мы обернулись и увидели очкастую.

– Ей плохо, – Светка ткнула меня пальцем в грудь, – я веду ее подышать, во двор.

– А там кто-нибудь есть из ваших? – обеспокоилась очкастая.

– Да, шофер.

– Гена? – Очкастая заулыбалась. – Ну ладно. Полегчает, возвращайтесь назад.

– Обязательно! – Светка пролезла в дверь. Я последовала за ней.

– Скорей, – проговорила она, хватая меня под руку, – вон он, видишь, у забора.

Я действительно увидела Геннадия Георгиевича. Он стоял возле ворот и снова курил.

– Как же мы выйдем? – растерялась я.

– Как, как! Вот так! – Светка подбежала к ограде и, недолго думая, сиганула через забор. – Руку дать? – поинтересовалась она насмешливо.

– Не надо, я сама.

Преодолевая головокружение и слабость, я перелезла через высокий и широкий бетонный забор и спрыгнула вниз, на землю.

– Да здравствует свобода! – торжественно провозгласила Светка, отряхивая выпачканные побелкой руки.

– Куда идти? – спросила я хмуро.

– Кажется, туда. – Она махнула рукой в сторону деревьев.

– Кажется?

– Не цепляйся к словам. Я почти уверена, что нам туда. Впрочем, могу и ошибиться. – Светка язвительно ухмыльнулась.

Мне ничего не оставалось, как молча сносить ее выходки.

Мы двинулись вперед и вскоре поравнялись с небольшой рощицей. Справа от нее виднелись какие-то постройки, левее шумело шоссе.

Минут через десять Светка остановилась у низенького двухэтажного домика, огороженного деревянным заборчиком.

– Здесь.

Она толкнула калитку. Та легко поддалась, и мы вошли в чистый зеленый дворик. Через него тянулись веревки, увешанные только что выстиранным бельем.

Около подъезда стояла красивая зеленая скамейка с высокой спинкой. На ней сидела древняя бабулька с крючковатым, как у ведьмы, носом и острым, выпирающим подбородком.

– Баба Феня, здрасте, – поздоровалась с ней Светка. – Тетка Даша у себя?

– У себя, – свистящим, хриплым шепотом подтвердила старуха.

– Повезло. – Светка весело подмигнула мне и дернула за ручку дверь подъезда.

Под лестницей остро пахло кошками. К этому запаху примешивался аромат жареной картошки, создавая своеобразную и неповторимую гамму.

Светка уверенно протопала по ступенькам на второй этаж и надавила на кнопку электрического звонка. За дверью послышались мелкие, дробные шажки.

– Кто? – вопросил резкий и визгливый голос.

– Открой, теть Даш, это я, Светлана!

– Опять? – возмутился голос за дверью. – Сколько ж ты будешь шляться сюда?

– Открывай, теть Даша, я не одна. С подругой.

– С какой такой подругой? – Щелкнула цепочка, звякнул засов, и дверь распахнулась. На пороге перед нами возникла крошечная, сухонькая, как былинка, женщина неопределенного возраста. Ей можно было дать и тридцать, и пятьдесят пять. Волосы лилипутки были собраны в две тощие косицы, как у первоклашки, тонкий летний халат доходил до щиколоток, пальцы босых ног покрывал темный лак.

«Сумасшедшая», – мелькнуло у меня в голове. Я невольно попятилась, но Светка крепко ухватила меня за рукав.

– Куда? Теть Даш, это Василиса. Ей помощь нужна.

– Что еще за помощь? – Карлица глянула на меня с неприязнью, однако посторонилась, давай зайти в квартиру.

– Ну какая, теть Даш! – Светка усмехнулась. – Вы ж знаете.

– Вот дуры, прости вас господи. – Тетка качнула крошечной прилизанной головкой. – А деньги-то у нее есть?

– Есть, – успокоила ее Светка. – Триста, как вы берете.

– Ну, проходите. – Тетя Даша захлопнула дверь и вставила в паз цепочку.

– В комнату идти? – уточнила Светка.

– Куда ж еще, чай, ты здесь не в первый раз.

На ослабших ногах я прошла в большую светлую комнату, сплошь уставленную какими-то тумбами и комодами. У окна, занавешенного прозрачными кисейным шторами, стояла покрытая вышитым покрывалом кровать. На ней сидел смешной плюшевый заяц, одно ухо у него стояло торчком, другое свисало вниз.

– Сядьте. – Тетя Даша указала нам на высокие деревянные стулья с плетеными спинками. – Как тебя звать, дочка, я не запомнила? – обратилась она ко мне.

– Василиса.

– Год тебе который?

– Четырнадцать исполнилось.

– Рановато распутничаешь, – укоризненно произнесла лилипутка, – сколько сроку?

– Месяца два, наверное, – проговорила я едва слышно.

– Ну давай гляну. Ты ложись покуда, я руки вымою. – Она кивнула на кровать и вышла из комнаты.

– Давай быстрей, – поторопила меня Светка.

– А покрывало куда?

– Сними. Зайца на тумбочку посади. Его Тишкой зовут, это талисман у нее такой. На счастье.

Преодолевая дрожь и озноб, я стянула с кровати покрывало, разделась и легла.

Вернулась тетя Даша. На ее руках были надеты резиновые перчатки.

– Ты, дочка, не напрягайся только, – она склонилась надо мной, – коли напрягаться, будет хуже, больней. Сейчас посмотрим, что там у тебя.

Внезапно я почувствовала внутри себя ее резиновую ладонь. Ощущение было настолько ужасным, что я не выдержала и вскрикнула.

– Ну тихо, тихо, – ворчливо произнесла карлица, – эк какая, кричит еще! Я ж ничего тебе не делаю покуда. – Она подняла руку в мокрой, блестящей перчатке. – Так и есть, восемь недель. Вовремя прибежала.

Тетя Даша вразвалку отошла от меня в угол комнаты, к массивному столу, застланному клетчатой клеенкой, и завозилась там. Послышался металлический звон, от которого по телу побежали мурашки.

Светка, сидя на стуле, ободряюще кивнула мне и вполголоса проговорила:

– Все будет о’кей, вот увидишь.

– Ты прикройся пока, – посоветовала тетя Даша, – простынку возьми. Я инструменты кипятить буду.

Она снова ушла. Я накинула на себя белую крахмальную простыню. Хотелось, чтобы все происходящее оказалось сном. Как здорово было бы сейчас открыть глаза, проснуться и увидеть себя не в этой холодной, чужой комнате, а в своей палате. Услышать знакомый голос Анфисы, вдохнуть восхитительный запах каши…

– …Готово, – произнес над моим ухом визгливый голос, – сейчас, только привяжу тебя.

Сильные пальцы схватили мою ногу и стали прикручивать ее к спинке кровати. Затем то же было проделано с другой ногой и руками. Я напоминала себе распятого Христа, только не на кресте, а на чистой, белоснежной простыне.

Тетя Даша подсунула под меня широкую клеенку и поднесла