его:

– Сиди. Она сама подойдет. Подойди, Василиса.

Я привычно пересекла палату. Паренек протянул мне руку.

– Будем знакомы.

– Будем. – Я села на свободный стул.

Толик молчал, думая о чем-то своем. Игнат смотрел на меня во все глаза, точно на заморское чудище. Я с каждой секундой чувствовала себя все более неловко.

Парень точно не собирался никуда уходить, и Толика, кажется, вовсе не тяготило его присутствие. Наоборот, новенький ему явно нравился. Я впервые видела, чтобы он относился к кому-нибудь с подобным дружелюбием.

Мне не терпелось узнать, собирается ли он избавиться от соседа, а если нет, то как думает осуществлять наши дальнейшие встречи. Однако сделать это было невозможно.

Мы посидели еще немного, поддерживая вялый и пустой разговор, пока я ясно не поняла, что пора уходить.

– Ты куда? – со скукой в голосе поинтересовался Толик, увидев, что я встаю.

– Пойду разберу вещи.

– Иди, конечно, – легко согласился он.

– Потом придешь еще? – с надеждой спросил Игнат. Я видела, что он запал на меня с первого взгляда, и меня это несказанно раздражало.

– Не знаю, – холодно ответила я, – может быть.

– Приходи, – попросил он, не заметив моего неприязненного тона.

Я быстро глянула на Толика, но его лицо было непроницаемым и отчужденным.

– Пока. – Я вышла в коридор.

Меня душили обида и отчаяние. Значит, Толику наплевать, что я из-за него чуть не погибла! Он вовсе не ждал меня и не скучал! А я-то, дура, вообразила нас без пяти минут мужем и женой, собиралась ради него работать, пожертвовала возможностью иметь ребенка!

Забыв про запрет врачей, я сбежала по лестнице и выскочила во двор. Легкий теплый ветерок распушил мои волосы и коснулся разгоряченных щек.

Я немного постояла, затем направилась к старой деревянной скамейке между двумя раскидистыми березами. Села на нее боком, положила локти на спинку и уткнулась лицом в ладони.

Я поклялась себе, что не буду плакать. Что толку в слезах? Толик все равно не обращает на них никакого внимания, его только злят мои истерики. Значит, надо терпеть и принимать все как есть.

Я сидела и вспоминала, как впервые увидела Толика. Он был такой красивый, напомнил мне картинку из энциклопедии. Казалось, что это было сто лет назад, а ведь прошло всего три года…

Я подняла голову и увидела перед своим носом вырезанную на деревянных досках надпись «Я люблю Василису Демину». Кажется, раньше ее тут не было. Или я ее не замечала?

Интересно, кто это портит скамейки перочинным ножичком?

…Рядом кто-то негромко кашлянул. Я скосила глаза: у скамейки стоял Игнат.

– Тебе что?

– Мне лично ничего, – произнес он мягко, – а вот Толик просил передать, чтобы ты поднялась.

– А сразу сказать, чтобы я не уходила, он не мог? – Я почувствовала злость и попыталась разжечь ее как можно сильней. Хватит быть девочкой на побегушках, надо наконец вспомнить о собственной гордости!

Игнат усмехнулся.

– Не знаю. Разбирайтесь сами. Он сказал, что это очень серьезно.

– Что серьезно? – не поняла я.

– То, о чем он хочет с тобой поговорить.

Всю мою злость как ветром сдуло. Я вскочила со скамейки и понеслась к корпусу. Я еще не знала, что услышу от Толика, но почему-то надеялась: это будут слова признания. Я нужна ему, он тосковал без меня…

Толик по-прежнему сидел на кровати в глубокой задумчивости. Увидев меня, он ожил и кивнул на стул.

– Сядь, Василек. Прости, что заставил тебя бегать туда-сюда.

– Ничего, – проговорила я, слегка задыхаясь от быстрой ходьбы. – Ты что-то хотел мне сказать?

– Да. Подошла очередь на операцию. – Он поглядел на меня в упор. Я почувствовала, как перехватывает горло.

– Когда? – Голос был чужим, я не узнавала его.

– Ближе к Новому году. Где-нибудь в конце декабря. – Толик опустил глаза и замолчал.

Молчала и я. Это было потрясением, шоком, такого я не ожидала.

Толик сам, когда-то давно, убедил меня, что шансов вновь начать ходить у него практически нет. Я хорошо помнила его слова о том, что операцию надо ждать много лет, да еще неизвестно, поможет ли она. Мы никогда не обсуждали, что будет, если его все-таки прооперируют, и успешно.

– Ты… рад? – спросила я наконец.

– Не знаю. – Он пожал плечами. – Не могу сказать точно. С одной стороны, конечно, рад. А с другой… – Толик махнул рукой, лицо его стало напряженным и пасмурным.

– Тебе страшно? – догадалась я.

– Страшно, – сознался он. – Что, если ничего не выйдет? Тогда я инвалид на всю оставшуюся жизнь.

Толик поглядел на меня беспомощно и испуганно, точно ребенок, который заблудился и не знает, куда ему идти. Я почувствовала, как мне передается его страх, и выругала себя.

Вот сейчас-то уж точно не время распускать нюни. Нужно быть сильней, чем Толик, во сто крат.

– Почему должно не выйти? – тихо проговорила я. – Нужно просто верить, и все будет в порядке.

– Ты так считаешь? – произнес он с надеждой.

– Да, я так считаю.

Толик взял меня за руку.

– Василек, ты одна меня понимаешь.

– А Игнат? – невольно вырвалось у меня.

– Что Игнат? – удивился он.

– Ты теперь… доверяешь ему так же, как мне?

– Вот дуреха, – Толик впервые за все время улыбнулся, – при чем тут Игнат? Просто одному скучно, а он неплохой парень. Толковый, с ним поболтать можно.

– А со мной что, нельзя? – ревниво полюбопытствовала я.

– И с тобой можно. – Толик вздохнул и сжал мою руку сильнее. – Только мне больше нравится, когда мы с тобой не болтовней занимаемся, а… – Он выразительно поглядел мне в глаза.

– Я боюсь, – прошептала я, придвигая стул ближе к нему. – Вдруг кто-нибудь войдет.

– Плевать. Мы же целую вечность не виделись. Иди сюда. – Другая его рука обхватила меня за талию.

Я подумала, что именно об этом мечтала долгими бессонными больничными ночами.

…Страх исчез. Мы были самыми близкими друг другу существами, казалось, в нас обоих бьется единое сердце, заставляя одновременно делать вдох и выдох…

– Василек, – произнес Толик, касаясь губами моего виска, – я буду ходить. Я верю.

– Ты будешь ходить, – эхом повторила я.

– Как же это здорово – передвигаться на своих ногах и ни от кого не зависеть. Ни от кого! – Толик мечтательно улыбнулся.

Во мне вдруг шевельнулось недоброе, тяжкое предчувствие, мелькнуло и тотчас же пропало. Я не успела толком понять, что меня встревожило, и постаралась отключиться от плохих мыслей.

– Толик! Ты меня любишь?

– Опять ты о своей дурацкой любви! – Он изобразил на лице недовольство, но я видела, что на самом деле ему весело. – Нет ее, Василек. Понимаешь, нет! Это все ваши женские штучки.

– А что есть? –