языком так повлияли на его мировоззрение и личность, что по мере того, как отпущенное ему земное время подходило к концу, Аполлон все больше сомневался в том, каков же будет исход жизни пса. Эта неуверенность повлияла на него – бога чумы и поэзии – сильнее, чем на Гермеса. Аполлона раздражал тот факт, что поэт может стоить ему пари, – и его не устраивало не знать наверняка, будет ли прислуживать ему младший брат. Если и было что-то, что бог не любил, так это проигрывать Гермесу.

– Послушай, – обратился Аполлон к брату, – это существо бо́льшую часть жизни провело в изгнании. Он несчастлив уже много лет. Его не ждет ничего, кроме такой же несчастной смерти. Почему бы нам не закончить пари прямо сейчас? Так и быть, я забуду, что ты удвоил ставки. Скажем, ты должен мне только год служения.

– Нет, – ответил Гермес.

– Уверен? Я бы на твоем месте не упускал такой шанс.

– Ну если ты так уверен в себе, почему бы нам не утроить ставку? Давай поспорим на три года.

– Ты смеешься – и не отнесся к этому всерьез с самого начала. Да и условие пари было некорректным…

– Ты что, пытаешься заговорить мне зубы? – спросил Гермес.

– Ну что ты сразу начинаешь, – возразил Аполлон. – Я просто говорю о том, что ты необдуманно привязал пари к моменту смерти. Если попросить человека выбрать между прекрасной жизнью, заканчивающейся ужасной смертью, или жалкой жизнью с прекрасной смертью, как думаешь, что бы он выбрал? Момент смерти не важен.

– Ты именно что пытаешься меня заговорить, – ухмыльнулся Гермес. – Отвечая на твой вопрос: молодой выберет захватывающую жизнь; старик – счастливую смерть. Но все это не имеет значения, потому что ты согласился с условиями спора.

– Ты прав, это не имеет значения. Этот пес умрет столь же несчастным, как и все остальные, а ты перейдешь ко мне в услужение на несколько лет.

Однако Аполлон был зол. И как это бывает у разгневанных богов, свое раздражение он выместил на смертном. В данном случае, на Принце. Несмотря на то, что пес доживал последние месяцы своей жизни, несмотря на запрет Зевса и дальше влезать в жизнь псов, Аполлон тайком решил вмешаться. С помощью пригоршни песка он наслал бедствие на пса, которому на тот момент шел уже пятнадцатый год.

За долгие годы Принц изучил бо́льшую часть города, но лучше всего он знал его центр и юг, предпочитая часть Торонто, ограниченную районами Вудбайн, Кингстон-роуд, Виктория-парк и озером Онтарио, всем остальным. Деля свое время между множеством хозяев в районе Бичес, пес начал думать об этом месте как о своем доме. Он знал все его закоулки и особенно любил некоторые места: например, парк Глена Стюарта, в который можно было попасть, спустившись с Кингстон-роуд. Или берег озера зимой с жестким, мокрым песком, или запах все того же озера летом: металл, рыба, масла, которыми намазывались люди.

Принц знал множество безопасных маршрутов через свою территорию. Он мог, – если бы пришлось – ориентируясь только по запаху, пройти свой путь от Кингстон в районе Мэйна до самого конца Невилл-парка, от Кью-Бич на северо-востоке до пересечения Уиллоу и Бэлсам. Некоторые улицы он знал, конечно, лучше других – Кингстон-роуд, например. Ну что за извилистая прелесть! Как она петляла, услаждая самые разные органы чувств чопорными химическими запахами бетонных зданий, ароматами странных пряностей, свежего хлеба, влажностью парка Глена Стюарта, непредсказуемыми испарениями из домов, мерцаниями уличных фонарей, светофоров и прочей городской иллюминации по вечерам, людьми с их подзываниями: «Иди сюда, вот так, хороший мальчик!», и их ладонями, блуждающими по его загривку, будто чего-то ища. Кингстон-роуд всегда казалась Принцу улицей знакомой, но при этом какой-то странной. А что, например, насчет Бич или Уиллоу? Они были в числе тех улиц, где он ориентировался плохо. Пес узнавал их по запаху или по названиям на указателях, но они были для него не больше, чем просто дороги к озеру: полосы зеленого и серого, лужайки и тротуары – с трудом припоминаемые. Бич и Уиллоу были частью больших богатств района Бичес, которые Принцу оставалось исследовать.

Не менее важным было и то обстоятельство, что у берега озера собак обычно выгуливали на поводках. Для Принца это было облегчением, потому что хотя он научился защищаться, как и Мэжнун, ему не нравилось подчинять себе других. Причина была проста: с каждым таким актом доминирования становилось на одно существо меньше из тех, с кем он мог бы поговорить или научить своему языку. Изредка он позволял им себя укусить, но положение дел от этого не улучшалось: собаки, которые полагали, что доминируют над ним, оказались худшими слушателями. К тому же, с возрастом Принцу было труднее иметь дело с теми, кто проявлял агрессию. Так что, какой бы странной ни была для него эта мысль, пес был благодарен поводкам.

Кроме того, пляж у озера был тем местом, где люди по большей части оставляли его в покое. Похоже, у них были дела поважнее: например, подбрасывать в воздух большие мячи, или скользить по тротуару в ботинках на маленьких колесиках, или нырять в озеро, которое восхитительно пахло мочой, рыбой и тысячей грязных носков. Самые серьезные стычки с людьми возникали у Принца, когда он был вынужден защищаться от принадлежавших им собак. Люди могли быть жестоки, когда дело касалось их питомцев, к тому же Принц знал, что у него возникнут проблемы, укуси он кого-то из них. Поэтому в тех редких случаях, когда на него бросались люди, Принц спасался бегством на территорию, которую знал лучше, чем что бы то ни было в своей жизни.

Неудивительно, что самые трогательные стихи Принца были посвящены пляжу. «Озеро подходит к краю», например, было сочинено в 2011 году, в лето перед смертью пса.

Озеро подходит к краю,

Вокруг залива зажигаются огни.

Коровье мясо где-то подпалили,

Дым проплывает над тропой.

Я роюсь в грязном темном иле,

Надеясь ужин свой найти.

Порезал лапу о траву речную,

И в мусоре одно гнилье.

Какой-то умник городской похабен,

животных кормит ерундой!

Благодаря району Бичес в последние годы жизни Принц наконец обрел дом. Но жестокий Аполлон не хотел проигрывать и отнял у пса и то малое, что он имел.

Все началось с того, что пес потерял зрение. Слепота овладевала им в течение двух дней после того, как порывом ветра ему намело песка в