(АР-3-16). Кстати, в первом случае лирический герой тоже выступает в образе беглеца, поэтому песня называется «Бег иноходца».

***

Теперь пришло время остановиться еще на одной предшественнице медицинской трилогии — песне «Мои похорона» (1971).

Источником ее послужил случай, рассказанный Высоцким Юрию Карякину: «Жалоб от него я никогда не слышал. Но однажды он рассказал такую историю, которую, как мне кажется, переживал тяжко. Хотя рассказывал в своей обычной манере, полушутливо.

“Я однажды просыпаюсь… в гробу! — (Тут надо видеть его физиономию!) — Съежился, — продолжает рассказ, — тихонько открываю один глаз — стенка, открываю другой — что-то не то… А потом взял и сел — в гробу, на столе”. После того рассказа у нас некоторое время был свой пароль. Когда мы встречались, Володя всегда сначала расплывался, а потом на ухо, скороговоркой: “Еще-не-в-гробу!”»™. Сравним с «Моими похоронами»: «Я же слышу, что вокруг, — / Значит, я не мертвый]».

Другая версия рассказа Высоцкого Карякину: «“Сплю. Просыпаюсь. Хочу подняться. Крышка, вроде деревянная, я — в боковину. Дерево, не пробивается. Что за чертовщина? Гроб!”. Ну а поскольку оба любили выпить, сразу поняли друг друга»[2044] [2045]. Похожая ситуация описывалась в рассказе «Плоты» (1968): «Несколько гребков, сильных таких, нервных, — ночь, темно, страшно. Иду наверх — бум! — ударяюсь в бревно головой. Значит, мало! Еще несколько гребков, снова — бум! Хуже дело. <…> Я-наверх: опять бревна. Все! Смерть!» /6; 49/, - и в одном из последних стихотворений: «И снизу лед, и сверху — маюсь между: / Пробить ли верх иль пробуравить низ? <.. > Лед надо мною, надломись и тресни!». Впрочем, еще в песне «За меня невеста…» поэт сетовал: «И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже».

В песне «Мои похорона» власть представлена в образе вампиров, которые, как снится лирическому герою, собрались на его похороны, чтобы напиться его крови.

Прежде чем начать свое «кровопийство», они произносят тосты и здравицы (типичное советское лицемерие), и ситуация один к одному напоминает песню А. Галича «Памяти Пастернака» (1966): «А над гробом встали мародеры / И несут почетный КА-РА-УЛ!..» = «Гроб среди квартиры <…> Встал в почетный караул / Главный кровопивец» (АР-13-37). Но самое интересное, что герой, лежащий в гробу, жив! Он описывает все происходящее и сознает, что это ему снится, но боится пошевелиться, потому что «кто не напрягается — / Тот никогда не просыпается», — боясь, что он проснется, «а они останутся».

Прообразом ситуации в «Моих похоронах», несомненно, является песня «О китайской проблеме» (1965).

В обоих случаях действие происходит у лирического героя дома: «Будто я — в дом, а на кухне сидят / Мао Цзедун с Ли Сын Маном» = «Гроб среди квартиры». А всё происходящее с собой герой видит во сне: «Сон мне тут снился неделю подряд» = «Сон мне снится — вот те на!»; «Сон с пробужденьем кошмарным» = «Страшный сон очень смелого человека». Кстати, в «Моих похоронах» он тоже будет говорить о «пробужденьи кошмарном»: «Что, сказать, чего боюсь? / (А сновиденья — тянутся). / Да того, что я проснусь, / А они останутся!» (позднее этот мотив повторится в «Песне Гогера-Могера», которая, как и первая песня, формально посвящена китайской теме: «Кошмарный сон я видел, что без научных знаний / Не соблазнишь красоток — ни девочек, ни дам»).

И особенно героя тревожит тот факт, что сон может стать реальностью: «Но вспоминаю я жуткий свой сон: / Что, если сон будет в руку?]'» /1; 456/ = «Мне такая мысль страшна: / Что вот сейчас очнусь от сна — / И станут в руку сном мои / Многие знакомые»[2046].

О китайцах сказано, что они «за несколько лет Землю лишат атмосферы», то есть выпьют весь воздух, а вампиры хотят выпить у лирического героя кровь.

Китайцам от героя нужна подпись на договоре: «Дайте, — читаю, — ваш Дальний Восток — / Он нам ужасно как нужен!..» /1; 456/, - а вампирам нужна его кровь…

Надо сказать, что мотив кровопийства уже возникал в повести «Дельфины и психи» (1968): «“Кровопивец ты и есть. Сволочь ты, и нет тебе моего снисхождения. Получай!” — говорит. Руку-то поднял, а ударить не может — ослаб!» /6; 28/. И точно так же лирический герой не сможет ударить вампиров в черновиках «Моих похорон»: «Я все мускулы напряг, но не сжимается кулак» /3; 318/; своих врагов в стихотворении «Дурацкий сон, как кистенем…» (1971): «Еще сжимал я кулаки / И бил с натугой, / Но мягкой кистию руки, / А не упругой»; и в песне «Случаи» (1973): «Но бьем расслабленной рукой, / Холодной, дряблой — никакой».

Что же касается песни «О китайской проблеме», то некоторые мотивы из нее перейдут и в «Жертву телевиденья» (1972).

В обеих песнях героя беспокоят проблемы всего мира: «Если историю мира открыть: / Войны, затишья, восстанья» /1; 456/ = «Я всею скорбью скорблю мировою». И он одинаково говорит о положении дел: «Сон с пробужденьем кошмарным» = «Ну а действительность еще кошмарней» (кстати, в «Жертве телевиденья» он тоже видит все события во сне: «Я и в бреду всё смотрел передачи», — поскольку находится к психбольнице: «Только сосед мне мой после сказал, / Что телевизора я не включал»; АР-4-107); «Дверь открываю, а в доме сидят / Лю Шаоци с Ли Сын Маном» (АР-4105) = «.. в квартиру зайду — / Глядь, дома Никсон и Жорж Помпиду».

В свою очередь, «Жертва телевиденья» является продолжением «Баллады о гипсе», где герой также находился в больнице: «И в новых интересных ощущениях своих / Я, к сожаленью, слабо разобрался. <…> Мне снятся драки, рифмы и коррида» /3; 185 — 186/ = «Ну а потом на Канатчиковой даче, / Где, к сожаленью, навязчивый сервис, / Я и в бреду всё смотрел передачи, / Всё заступался за Анжелу Дэвис».

Помимо песни «О китайской проблеме», существует еще одно произведение, связанное с китайским сюжетом и во многом перекликающееся с «Моими похоронами». Речь идет о стихотворении «Как-то раз, цитаты Мао прочитав…» (1969).

И отношение лирического героя к китайцам здесь полностью совпадает с его отношением к вампирам: «Рать китайская бежала на меня» = «На мои похорона съехались вампиры»; «Мне бы взять и убрать всю китайскую рать» (АР-8-108) = «Я б их мог прогнать давно / Выходкою смелою. / Мне бы взять пошевелиться, но… / Глупостей не делаю» /3; 84/; «Я лежал в защитной шкуре» (АР-8-108) = «Я лежу, а