И когда дело доходит до анализа того, что происходит с неустойчивыми человеческими эмоциями, тут собакам нет равных, они — настоящие виртуозы.

Если мы присмотримся к ним повнимательнее и постараемся получше их услышать, то возлюбленные наши домашние животные могут оказаться нужными ключами к нашему личностному росту и самопознанию.

Мудрость собаки — лекарство, врачующее душу, — но в нашем человекоцентричном мире мы часто забываем уделять им необходимое для нас же самих внимание.

Ну что? Давайте же отправимся в путешествие, которое поможет нам открыть новые возможности для того, чтобы правильно прожить свою жизнь, — возможности, основанные на уникальных и пронзительных уроках, которые нам могут дать наши собаки.

Он выглядел так же, как и все остальные собаки на ферме: голова, как у волка, чуть закрученный хвост, длинные ноги и тощее тело койота. Но то, что это Палома,[1] было ясно с первого взгляда на его шерсть: чистый, сливочно-белый окрас, который так отличался от коричневых и серых шубок всей остальной стаи. Даже когда в лучах заходящего солнца не так-то легко было разглядеть его цвет, все равно было что-то такое в этом животном, что выделяло его среди всех, когда он возвращался после очередного длинного и жаркого дня в полях.

Когда он спускался по склону холма, поднимая облака пыли с утоптанной сотнями копыт дорожки, он, казалось, воплощал собою исключительное достоинство.

Всегда рядом или чуть позади моего деда, но всегда впереди, опережая остальных людей и собак, Палома стоял, такой же прямой и горделивый, как питахайи, которыми были усыпаны холмы штата Синалоа, нашего дома в Кульякане на западном побережье Мексики.

Его уши всегда были приподняты, настороже, он поворачивал голову словно спутниковая тарелка в поисках сигнала. Его голова и шея всегда были гордо выпрямлены, но, даже когда он замирал, словно статуя, его глаза оставались в движении, сканируя все вокруг.

Палома был безусловным лидером стаи из семи или даже больше собак на нашей ферме — так же, как мой дед был безусловным лидером своей собственной стаи, в которую входили наша семья, собаки и поденные рабочие. Но Палома был не только вожаком своей стаи, но еще и лейтенантом моего деда. Пусть он и был представителем другого вида, но то, что он был вторым в большой команде, в этом не было никаких сомнений. Собаки, как и работники, знали это наверняка. Как правая рука моего деда, Палома был условием sine qua non,[2] с ним приходилось считаться, его уважали и почитали.

Как и мой дед, Палома был прирожденным лидером, спокойным и сдержанным, но его полномочия были неоспоримы. Как и мой дед, каждый день Палома работал от зари до самых сумерек, чтобы заработать свое пропитание. И, как и мой дед, он отвечал за безопасность и благополучие тех, кто был под его опекой.

С самого раннего детства, которое я провел на ферме с моими дедушкой и бабушкой, мамой и папой и младшей сестрой Норой, я был очарован Паломой. Я наблюдал за его общением с другими собаками: как он учил щенков, как он восстанавливал порядок, когда вспыхивали ссоры, и особенно, как он инстинктивно отзывался на все нужды моего деда еще до того, как тот успевал дать приказ. Я помню, как погружался в глаза Паломы, светло-карие, и тот холодок, который пробегал по моей спине, когда он возвращал мне ответный взгляд — это был взгляд не животного, но глубокой, всепонимающей души. В нем были понимание и бесконечная мудрость.

Помню, как-то Палома заговорил со мной — одними глазами: «Однажды ты станешь вожаком своей стаи».

Перенесемся почти на сорок лет вперед. Паломы и его стаи давно уж нет: вот оно, бремя человека, — мы обречены пережить почти всех собак, которых мы знаем и любим. Но вот я сижу здесь сегодня, смотрю на холмы и долины, окружающие мой Центр психологии собак в Санта-Кларите в Калифорнии, и вижу их — не как призраки, нет, но как живых, дышащих полной грудью, существ, энергия все еще пульсирует в этих холмах. Оглядываясь назад, я осознаю, что впервые понял, что такое лидерство, наблюдая за тем, как моей дед управлял фермой. Ему не надо было орать на людей, как вышибале из трактира. Он не приходил в ярость или отчаяние, когда урожай начинал засыхать в засуху. Все, люди и животные, радостно подчинялись ему — его сильной и твердой руке, управлявшей ими.

Палома был моим дедом в мире животных, вызывая у других то же самое чувство уважения. Ему не требовалось рычать или гавкать, чтобы заставить членов стаи последовать за ним. Он никогда не проявлял беспокойства или страха, когда домашний скот начинал сходить с ума из-за жары или голода. Сейчас я понимаю, что мой дед и Палома обладали одной и той же особенностью, выработать которую я впоследствии смог только очень большим трудом: они умели вызывать доверие и уважение других. Вы не можете стать лидером, если вам не удалось построить взаимное доверие, краеугольный камень отношений человека и собаки. Лидеры, которым не удалось заложить такой фундамент, зачастую добиваются подчинения, вызывая страх, — и этот стиль не работает ни в мире животных, ни в отношениях человека и собаки.

В нашей индустрии вот уже много десятилетий существует миф, что в своей работе я использую доминантный метод воспитания собак. Слово «доминантность» по отношению к вожаку стаи постоянно неправильно интерпретируется и трактуется как доминирование или запугивание. И это не тот образ лидера, который я усвоил от моего деда и Паломы, и это совсем не тот вариант вдохновляющего лидерства, за который выступаю я. Блоки, на которых строится настоящее лидерство вожака стаи, это уважение и доверие, а не страх и доминирование.

Круговорот жизни

Я родился и первые, самые важные для моего формирования, годы провел на ферме моего деда в Кульякане в Мексике. Наша семья вела жизнь, обычную для всех деревенских жителей. Все мы работали весь день напролет, чтобы дела на ферме шли своим порядком. Дед, бабушка, папа и мама и даже мы, дети, были нагружены своими обязанностями и хлопотами. Дети — сначала только я и моя сестра Нора, а позже к нам присоединились младшие — сестра Моника и брат Эрик.