– У тебя было непростое детство, дорогая. Но ты всегда была умницей.

– Я хочу получить все ответы. Где Сева и наша мать? Почему я оказалась на вокзале в Казани совершенно одна?

– Этого я не могу ни сказать, ни показать. Хранитель – вот кто поможет тебе вспомнить. Она ответит на все вопросы. Тебе нужно увидеть Хранителя.

– Я видела. Даже не один раз. Она ничего мне не сказала.

– Тогда ты была не готова. А теперь все фрагменты картины постепенно встают на свои места.

– Вы проводите меня к ней?

Инна Валерьевна отрицательно качнула головой. Комната была залита солнцем, и бывшая директриса казалась живой и настоящей… Или была такой? Волосы ее лежали волосок к волоску, тонкие пальцы теребили часы-браслет. Янтарный кулон поймал солнечный лучик и спрятал внутри. Ева смотрела на него, зацепившись взглядом за изящное украшение.

– Ты пойдешь сама. Только я хочу предупредить тебя, детка. У тебя не будет обратного пути, когда ты встретишь Хранителя.

– Но я и не…

– Дослушай, дорогая, – с тихой укоризной проговорила Инна Валерьевна. – Сейчас ты знаешь о себе очень много. Знаешь, кто ты, откуда родом, кем были твои родители. Этого хватит, чтобы прожить нормальную, полноценную жизнь. Ты можешь выйти отсюда и уехать из Старых Полян. Никто и ничто не сможет тебя удержать. Отправляйся обратно, выходи замуж. Живи, как все люди, и никогда не возвращайся сюда. – В голосе ее вдруг зазвучали страстные, тоскующие ноты, природу которых Ева понять не могла. – Подумай хорошенько.

Ева почувствовала смятение. Может, так и стоит сделать?

– А если я захочу пройти до конца, то где мне искать Хранителя?

– Дом, который ты назвала Шепчущим. Горожане звали его Ведьминым. Тебе нужно будет пойти туда. – Интонации снова стали спокойными, сочувственными, но немного отрешенными, как и прежде.

– Чей это дом? – спросила Ева.

– О, это настоящий дом с привидениями. Такой, наверное, в каждом городе есть, и в Старых Полянах тоже. Прежде, до пожара, который уничтожил деревню, как гласит легенда (и гласит совершенно справедливо!), на этом месте стоял дом Хранителя. Она жила там с мужем. Потом, уже после войны, на этом месте построил дом некто Грушин, начальник одного из цехов. У него была семья – жена и дочь. Но жили они в новом доме недолго. Жена заболела и умерла, дочь отравилась на почве несчастной любви, а сам Грушин тронулся умом и закончил дни в психиатрической клинике. Он утверждал, что из дома их с семьей «выгоняли колдуны». Вернее, колдунья – бывшая хозяйка. Она постоянно смотрела на него из зеркала, так он говорил. А еще слышал голоса: будто бы они не смолкали в Ведьмином доме ни на минуту. Предметы передвигались сами собой, вещи оказывались не там, где он их положил. Грушин видел безликие фигуры в окнах, утверждал, что под домом, в подвале, – огромная черная яма, у которой нет дна. Что-то вроде провала, разлома. Несчастный рассказывал всем, кто хотел его слушать, что однажды, не зная про яму, он провалился туда. Падал долго, но дна так и не достиг, потерял сознание. А очнулся на полу своей комнаты. Ему, конечно, никто не верил, подвал обследовали, никакой ямы не нашли. В итоге Грушин, который к тому времени уже давно не работал, вовсе перестал ночевать в доме, потому что боялся. А потом его увезли в клинику, и дом долго стоял пустой.

Ева слушала внимательно. Бедный Грушин! Видел он все это, «морочили» его колдуны, или бывший начальник цеха просто тронулся умом на почве личных переживаний? Теперь уж не узнать.

Инна Валерьевна ненадолго умолкла, а потом продолжила рассказ:

– До конца шестидесятых в доме никто не жил, а потом туда заехала другая семья – муж, жена, дети. Мужчина был высококвалифицированным специалистом из Уфы, его пригласили работать на предприятие, выделили жилье. Все повторилось снова: не успели сделать ремонт и завезти новую мебель, как стало происходить что-то странное. Здравомыслящие до той поры люди начали рассказывать жуткие байки про населяющих дом призраков, фигуры в окнах, пропажи вещей и лики в зеркалах. На сей раз обошлось без смертей: люди не выдержали и, наплевав на хорошую зарплату, уехали из Старых Полян. Что смогли, вывезли, что не сумели – так и бросили в доме. И снова дом пустовал почти десять лет. В семидесятые один из тогдашних руководителей городского исполкома решил размещать в доме командированных.

– Что-то вроде гостиницы.

– Да, на предприятие время от времени приезжали специалисты всех мастей, их расквартировывали по домам: гостиницу, естественно, строить было незачем – она бы простаивала большую часть времени. А тут пустующий, но вполне добротный дом. В общем, больше десяти лет туда периодически заселяли гостей города.

– Они тоже видели что-то? – спросила Ева.

– Эти люди не задерживались в доме дольше, чем на пару недель, так что, наверное, просто не успевали рассмотреть. А если и пугало их что-то, то предпочитали помалкивать, чтобы не прослыть чудаками и не испортить репутацию. В общем, никаких хлопот дом никому не причинял. Местные обходили его стороной, приезжие ненадолго согревали своим теплом. В 1986-м назначили нового директора школы, и надо было его, точнее ее, где-то временно разместить.

– Так это ваш дом? – Ева была потрясена. – Вы жили в Шепчущем доме?

– Жила, – кивнула Инна Валерьевна. – Недолго. Вскоре мне выделили квартиру в пятиэтажке на Пушкина. В народе ее называли «учительской», хотя жилье там получали не только учителя, но и врачи, и инженеры.

– Шепчущий дом вас тоже напугал?

Инна Валерьевна не отвела глаз.

– Еще как. Мне было почти тридцать, когда я приехала, и все это время я считала себя благоразумным человеком, который с мистикой сталкивался только на страницах книг Гоголя, Алексея Толстого, Лавкрафта или Эдгара По. Да и то такой литературой я не увлекалась. В общем, мир познавала пятью органами чувств. Все началось недели через три‐четыре после приезда, проявлялось сначала по мелочам. Положу очки на письменный стол – они окажутся на кухне. Нарежу овощи для супа, выйду из кухни, вернусь – они целехоньки. Сначала думала, память подводит, усталость, невнимательность. Потом как-то, вроде шутки ради, рассказала коллеге одной. Она говорит, может, домовой резвится, так его надо обругать матом, чтобы не хулиганил.

Ева невольно улыбнулась, представив интеллигентную, хорошо воспитанную учительницу, которая обложила по матери неведомое существо.

– Обругали?

– Попробовала. Но, как ты догадываешься, не помогло. Я постоянно ощущала чужое присутствие. Это трудно объяснить, но я никогда не была в доме одна. Это был как будто фон: тихие голоса, разговоры, которые звучали в моей голове, не умолкая. Несколько раз я ощущала прикосновения, но пыталась убедить себя, что это лишь сквозняки. А потом увидела в зеркале женщину. Она смотрела на меня, не отрываясь. Моего собственного отражения не было. Был поздний вечер, и ужас, который я испытала, не описать словами. Я выскочила из дома, не зная, что делать. Боялась вернуться, но и рассказать кому-то о том, что видела, боялась тоже: что подумали бы горожане о директоре школы, которой в зеркалах мерещатся призраки? Спустя какое-то время моя приятельница Лена, та, что работала в больнице, рассказала мне о легендах и слухах, которые окутывали город и дом, где я жила. О судьбах прежних владельцев рассказала тоже. Я сразу поверила, безоговорочно, потому что верила своим глазам. Тогда я сделала то, чего не делала ни до, ни после: отправилась в исполком, как говорится, качать права. Требовать, чтобы жилье, которое мне обещали, выделили как можно скорее, а не то обещала жаловаться. В общем, со мной, видно, решили не связываться, и вскоре, не прошло и месяца, я навсегда уехала из Шепчущего дома. После этого в него уже никто не заселялся, дом так и стоял пустым. Как гостиница тоже не использовался – с приходом кризиса девяностых производство медленно угасало, никто в Старые Поляны не приезжал.