– В школе у меня была любовь. Взаимная. Он учился в нашем классе, но мы тщательно скрывали свои отношения, понимали, что мои родители не обрадуются.

– Матвеевы жили бедно, – вздохнула я, – мать и двое детей, Володя и младенец. Отец их умер. Разница у Вовы с новорожденной была лет эдак тринадцать. Трудно жили Матвеевы, наверное, поэтому Володя от нас ушел в девятом классе. Это уже после того, как у них квартира сгорела. Просто лавина несчастий тогда на Матвеевых рухнула. Жилье в негодность пришло, Вову те, кто разбирался с возгоранием, признали виновным, решили, что он курил и заснул. Окурок из его руки выпал на диван, обивка вспыхнула, он сбежал, сестренку новорожденную бросил, ее Соня спасла.

– Вовка не виноват! – взвилась Василиса.

– Мы всегда оправдываем тех, кого любим, – сказала я, – у вас с Матвеевым любовь тогда была.

Герасимова уронила печенюшку на пол.

– Как ты о нас узнала?

– Один раз случайно видела из окна, как вы вместе, держась за руки, уходите с заднего двора школы, – объяснила я, – никому никогда не рассказывала об этом.

– Спасибо, – прошептала Василиса, – мы очень старались не спалиться. А про то, что из школы можно увидеть территорию за зданием, Вова не подумал. Сначала мы просто гуляли, потом… ну… он меня к себе позвал. Мать Матвеева сутками работала. Пока их бабушка не умерла, они нормально жили. Серафима Андреевна, как я теперь знаю, получала пенсию, паек и работала в таком месте, где готовят агентов для работы за границей, шпионов. Обучала их, как себя вести, этикету. Если у женщины-мужчины в биографии было указано: мать из семьи композитора и певицы, а отец писатель, то ясно было, что родители научили детей есть с ножом-вилкой, не пить чай из блюдечка. Серафима Андреевна в молодости обучалась в Смольном институте, уехала с мужем-дворянином в Париж, жила там долго, потом вернулась в Россию. Она считалась очень ценным сотрудником! Зарабатывала прекрасно. Мать Вовы была никому не нужной поэтессой. Отец такой же горе-художник, рисовал нечто жуткое. Сын и невестка жили за счет Серафимы. Когда она умерла, семейное благополучие накрылось. Мамаша пристроилась работать уборщицей. Серый дом у метро помнишь?

Я кивнула, а рассказчица продолжила:

– Вот там она подъезды мыла. Но все время говорила сыну: «Вова, я очень устаю по твоей вине. Ты много ешь. Такого легче убить, чем прокормить. Ну-ка, помоги матери!» Вовка утром до занятий вместо нее уборкой занимался и вечером тоже. Не такого ухажера для меня мои родители хотели. Отец Матвеева от пьянства умер за пару месяцев до рождения дочери.

Герасимова помолчала и продолжила:

– Потом какой-то человек нанял Валентину, так звали мать Вовы, отмывать дачу после ремонта. Она сыну сказала: «Уеду на два дня, в школу не ходи, корми Лену из бутылочки кашей». Володя остался караулить сестру. И позвал меня в гости. Малышка уснула после полдника.

Герасимова закрыла лицо ладонями.

– У Матвеевых две комнаты было. Одна побольше, из нее вход в ту, что поменьше. Девочка спала во второй. А мы… в первой… ну… там диван стоял, древний совсем, его плед прикрывал, до полу свисал. Мы сначала поболтали. Несколько раз телефон звонил, Вова трубку не брал. Потом кто-то в дверь звякнул, понятно, мы не открыли. А потом… Ну… вот… э…

Я кивнула.

– Поняла.

Вася опустила руки.

– Лежим, молчим. И у него, и у меня это было впервые, эмоции били через край. Вдруг дверь на балкон заскрипела. Как мы испугались! В секунду под диван занырнули. Вова чуть край пледа приподнял. А я ничего не вижу, зато слышу голос… Соньки.

– Ну давай, разгорайся, давай.

Дымом потянуло, шаги раздались… Ясно же, что-то ужасное происходит, надо вылезать, но мы оба голые. Волкова нас увидит, много ума ей не понадобится, чтобы сообразить, чем мы занимались. Сонька всем расскажет. И что получится? Во-первых, полный позор, на нас в школе пальцем показывать станут, во-вторых, меня родители убьют. Лежим, молчим. И тут звук: ба-бах! Потом словно огромная кошка чихнула – фр-рр! Мне глаза разъедать стало, Вовка из-под дивана вылез, через секунду закричал:

– Вася, бежим! Сестренки нет! Сонька сбежала. Она квартиру подожгла, малышку унесла, я все видел.

Я из-под дивана выползла. Вокруг огонь! Море огня! Вова накинул на меня плед, на лестницу выволок, потом бросился назад в ванную, мы там одежду бросили. Повезло нам, никто не видел голых подростков. Пока шмотки натягивали, Вовка говорил: «Сестры нет! Звук слышала? Думаю, это взорвался газ. Нам за неуплату грозят электричество отключить, мать перед отъездом баллон принесла небольшой и плитку, чтобы готовить». Мы оделись, поднялись на чердак. Вовка посмотрел в слуховое окно и говорит: «Народ у подъезда собрался. Сонька там с моей сестрой на руках. О! Пожарные приехали. Сейчас выходить нельзя».

Герасимова прервала рассказ.

– Это что же получается, как же так, – лепетала я. – Не Володя виноват?

– Нет! – отрезала Василиса. – Он вообще ни при чем. Сонькиных рук это дело, мы с Вовой на следующий день на нашем месте встретились, в маленьком скверике за метро «Арбатская».

– Ничего себе, – удивилась я, – далеко от района, где мы все жили.

– В подземке ехать быстро, – пожала плечами Герасимова, – от станции минута пешком. И гарантия есть, что никого из знакомых не встретим. Одноклассники ходили гулять на Чистопрудный бульвар. Сели мы на лавочку, Володя объяснил:

– Помнишь, телефон настойчиво так дзынькал, но я трубку не брал. В дверь начали трезвонить. Я не открыл. Потом Сонька через балкон влезла. Это она проверяла, есть кто в квартире или нет. Накануне пожара я спускаюсь в подъезд, газеты вынимаю из ящика, Волкова появляется и спрашивает:

– Вова, что завтра вечером делаешь?

А мы уже договорились, что ты придешь. Я соврал ей:

– Занимаюсь в секции.

А она не отстает:

– В котором часу?

Вот, думаю, приставала, и дальше лгу:

– С четырех до семи.

– Кто с сестрой останется? – удивилась Волкова.

Я давай дальше врать:

– Она спит в это время, как раз в девятнадцать просыпается, я успею вернуться. И она маленькая совсем, из кровати не вылезет. Ну, покричит немного.

После этого Сонька отстала. А я удивился: зачем она спрашивала? Сейчас понятно – поджог готовила. Удачное время подбирала.

Герасимова раскрошила одно печенье в пыль и схватилась за другое.

– Что было дальше, ты знаешь. Соню все назвали героиней, Вову – мерзавцем, который спалил квартиру, сбежал и бросил сестру. А он не мог сказать правду, его бы сразу спросили: «Лежал под диваном? Зачем ты туда забился? Почему не вылез? Не схватил Волкову за руку?» А что он мог ответить? Мы с Василисой были голые? Ясно же, что за этими словами последует. Скандал дома, в школе, позор для нас, да еще на учет в детскую комнату милиции поставили бы! И большая часть осуждения достанется мне. У наших людей какой менталитет? Поймали парочку за интересным делом? Баба шлюха, соблазнила мужика. Чего с парня взять, не устоял, поддался инстинкту, жертва он. А вот девушка – развратница, проститутка и все прочие эпитеты. Из-за меня Володя молчал. Дальше как события развивались?