Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я пожимаю плечами:
– А какой мотив?
– Технофобия, – отвечает Бронвин и сердито на меня смотрит, когда я начинаю ржать. – Это серьезно. Но вообще это только одна идея. А еще Эли говорил о столкновении на стоянке, когда все отвлеклись и кто угодно мог проникнуть в помещение.
Я морщусь.
– Не так долго мы стояли у окна. Да и услышали бы, если бы дверь открылась.
– Услышали бы? Не знаю. Но он имеет в виду, что это возможно. И еще он сказал одну интересную вещь. – Бронвин берет камешек и задумчиво вертит его в руке. – Сказал, что попытался бы разобраться с этим автопроисшествием. Уж очень время подозрительное.
– В смысле?
– В том же, что дверь могла открыться, пока мы смотрели на машины. Открыть мог тот, кто знал, что случится.
– Он считает, что происшествие было подстроено? – Я смотрю на нее, но она избегает моего взгляда, бросает камешек вниз, на деревья на склоне под нами. – Ты предполагаешь, что кто-то подстроил этот «поцелуй» на парковке, чтобы нас отвлечь, а сам проник в класс и плеснул арахисовое масло в чашку Саймона? Не имея возможности узнать, налил ли он уже себе воду? Ведь этого человека не было в классе! А потом он оставил чашку, потому что дурак?
– Совсем не дурак, если пытался нас подставить, – возражает Бронвин. – Любому из нас было бы глупо оставить ее на месте, а не найти способ от нее избавиться. Вряд ли кто-то стал бы нас обыскивать.
– Это не объясняет, как человек за дверью мог узнать, что Саймон уже налил себе воды.
– В посте на «Тамблере» сказано, что Саймон всегда пил воду. Убийца мог находиться за дверью и наблюдать через окно. Во всяком случае, так говорит Эли.
– Ну, если сам Эли говорит, то конечно. – Не понимаю, почему этот тип кажется Бронвин богом юриспруденции. Ведь ему не больше двадцати пяти. – Похоже, у него таких теорий на цент десяток.
Я готов к стычке, но Бронвин не берет наживку.
– Может быть, – пожимает плечами она, водя пальцами по камню между нами. – Но я не думаю, что это сделал кто-то из тех, кто там был, Нейт. Серьезно, не думаю. Я за эту неделю чуть лучше узнала Эдди, и… – Она поднимает ладонь в ответ на мою скептическую гримасу. – Нет, я не хочу сказать, что я теперь знаю ее насквозь, но я, честно, не могу себе представить, чтобы она отравила Саймона.
– А Купер? Он определенно что-то скрывает.
– Купер не убийца, – говорит она убежденно, и почему-то это выводит меня из себя.
– Откуда ты знаешь? Потому что вы так тесно дружите? Бронвин, пойми ты, никто из нас на самом деле не знает другого. Да черт побери, ты могла это сделать. У тебя хватило бы ума все это подстроить и выйти сухой из воды.
Я шучу, но Бронвин застывает в обиде.
– Как ты можешь такое говорить? – Щеки у нее горят, и от этого румянца у меня кружится голова.
«Однажды ты удивишься, увидев, какой она стала красавицей», – говорила о ней моя мать. Но ошиблась. Вот ни капли не удивляюсь.
– Ведь сам Эли так сказал? – напоминаю я. – «Возможно все». Может быть, ты меня сюда привела, чтобы столкнуть со скалы и я сломал себе шею.
– Это ты меня сюда привел, – возражает Бронвин.
Глаза у нее вдруг становятся большими, и я смеюсь.
– Да ладно, брось! Ты же не думаешь… Бронвин, мы всего лишь на склоне горы. Столкнуть тебя отсюда – не слишком злодейский план, в худшем случае ты ногу подвернешь.
– Не смешно, – фыркает она, но губы у нее подрагивают в улыбке.
Она прямо-таки сияет на солнце, золотые блики играют на темных волосах, и у меня на секунду перехватывает дыхание. Господи, что за девушка! Я встаю и протягиваю руку. Она недоверчиво смотрит на меня, но руку принимает. Я поднимаю в воздух другую руку.
– Бронвин Рохас! Я торжественно обещаю не убивать тебя ни сегодня, ни когда-либо в будущем. Идет?
– Ты смешной, – бурчит она, краснея еще гуще.
– Меня беспокоит, что ты уклоняешься от обещания не убивать меня.
Она закатывает глаза.
– Ты всем девушкам, которых сюда приводишь, такое говоришь?
Хм. Может быть, она все же в курсе репутации Пика Маршалла.
Я придвигаюсь ближе, нас разделяют всего два дюйма.
– Ты все-таки не ответила на мой вопрос.
Бронвин подается вперед, губами к моему уху. Она так близко, что я слышу, как стучит ее сердце.
– Я обещаю тебя не убивать, – шепчет она.
– Как это зажигает! – Я пытаюсь сказать это в шутку, но срываюсь на рычание, и, когда она раскрывает губы, я целую ее раньше, чем она успевает рассмеяться. Меня обдает жаром, я беру ее лицо в ладони, глажу пальцами ее щеки, линию скулы. Наверное, сердце у меня так сильно колотится от адреналина. От этого ощущения близости, которое никому другому не понять. А может быть, от ее мягких губ, от аромата зеленых яблок, от ее рук, обвивших мою шею, будто ей невыносима мысль меня отпустить. Как бы там ни было, я ее целую, пока она позволяет, а когда она отступает на шаг, я пытаюсь снова привлечь ее к себе, потому что мне еще мало.
– Нейт, мой телефон, – говорит она, и я только сейчас слышу настойчивое попискивание. – Это моя сестра.
– Подождет, – отрезаю я, запуская руку в ее волосы, целуя ее вдоль скулы в направлении шеи. Она вздрагивает, прижимаясь ко мне, и издает тихие звуки. И мне это нравится.
– Понимаешь… – Она проводит пальцами по моей шее, по волосам. – Она бы не стала так настойчиво писать, если бы не что-то важное.
Мейв – наша отмазка (они с Бронвин сейчас якобы вместе в гостях у Юмико). Я неохотно делаю шаг назад, и Бронвин достает из рюкзака телефон. Взглянув на экран, она делает быстрый резкий вдох.
– Боже мой. Мама тоже пытается до меня достучаться. Робин говорит, что полиция просит меня подъехать в участок. Чтобы – цитата – «уточнить пару вопросов». Конец цитаты.
– Наверное, та же фигня. – У меня получается произнести это спокойно, хотя спокойствия я сейчас совсем не чувствую.
– Тебе они звонили? – спрашивает она. Вид у нее такой, будто она надеется, что звонили, и ненавидит себя за это.
Я не слышал телефона, но достаю его из кармана и смотрю.
– Нет.
Она кивает и начинает быстро набирать сообщение.
– Мне сказать ей, чтобы подобрала меня здесь?
– Пусть лучше встретит нас у моего дома. Это на полпути отсюда к участку.
Еще не успев договорить, я тут же жалею о своих словах – мне по-прежнему не хочется, чтобы Бронвин появилась вблизи моего дома при дневном свете, – но это наиболее удобный вариант. И заходить внутрь нам не нужно.
Бронвин закусывает губу.
– А если там будут репортеры?