Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джейк поднимает глаза к потолку.
– Значит, в общем, они ни к чему не пришли.
– Сестра Бронвин думает, что надо бы им получше покопаться в прошлом Саймона.
– При чем тут Саймон? Он же, черт побери, мертв!
– При том, что могут появиться подозреваемые, о которых полиция пока не подумала. Другие, у которых были причины желать, чтобы Саймона не было.
Джейк досадливо вздыхает и закидывает руку за спинку стула.
– В смысле, обвиняется сама жертва? То, что случилось с Саймоном, не его вина. Если бы никто не делал мерзостей исподтишка, «Про Это» даже не существовало бы. – Он смотрит на меня, прищурившись. – И ты это знаешь лучше других.
– Это не делает Саймона ангелом, – возражаю я, удивляясь собственному упрямству. – «Про Это» обижало многих людей. Не понимаю, зачем он его так долго вел. Ему нравилось, что его боятся? Вы же с ним были друзьями детства. Он всегда был таким? Вы поэтому перестали дружить?
– Ты ведешь расследование вместо Бронвин?
Это он мне так презрительно улыбается?
– Мне любопытно не меньше, чем ей. Сейчас Саймон – центральная фигура в моей жизни.
Он фыркает:
– Я тебя пригласил не для того, чтобы ты со мной спорила.
Я смотрю на Джейка пристально, выискивая хоть что-нибудь знакомое в его лице.
– Я не спорю. Мы ведем беседу. – Но при этих словах я сама пытаюсь вспомнить, когда в последний раз не соглашалась на сто процентов со всем, что он говорил. Вспомнить не удается.
Подняв руку, я начинаю теребить сережку, почти стягивая ее и потом отпуская. Этот нервный жест пришел на смену привычке наматывать прядь волос на палец.
– Так для чего ты меня сюда пригласил?
Он морщится и отводит глаза.
– Остаточная забота, наверное. Ну, и я имею право знать, что происходит. Мне все время звонят репортеры, и это меня достало.
Звучит так, будто он ждет извинений. Но я уже достаточно извинялась.
– Меня тоже.
Он молчит, и в наступившей тишине становится слышно, как на самом деле громко стучат часы у него над камином. Я отсчитываю шестьдесят три удара перед тем, как спросить:
– Ты сможешь когда-нибудь меня простить?
Я даже не очень понимаю, какого рода прощения я сейчас хочу. Трудно себе представить, что я снова стану девушкой Джейка. Но приятно было бы, если бы он перестал меня ненавидеть.
У него раздуваются ноздри, появляется горькая усмешка.
– Как я могу? Ты мне изменила, Эдди, и соврала. Ты не та, кем я тебя считал.
Я начинаю думать, что это на самом деле хорошо.
– Я не буду оправдываться, Джейк. Я облажалась, но не потому, что не любила тебя. Наверное, я всегда думала, что тебя недостойна. И потом это доказала.
Холодный взгляд Джейка устремлен на меня.
– Эдди, не разыгрывай карту «ах-я-бедняжка». Ты отлично знала, что делала.
– О’кей. – У меня вдруг возникает то же чувство, что было на первом допросе у детектива Уилер в полиции: я не обязана вести этот разговор. Пусть Джейку доставляет удовольствие ковырять струп наших отношений, но мне – никакого. Я встаю. Кожа отлипает от моих ног с еле слышным звуком; наверняка там останутся два следа от бедер. Некрасиво, но кого это волнует? – Увидимся как-нибудь.
Я выхожу, сажусь на велик, надеваю шлем, и, как только застегиваю пряжку, убираю подножку и начинаю крутить педали. Когда сердце подстраивается под ритм езды, я вспоминаю, как оно вырывалось из груди, когда я созналась Джейку в измене. Никогда в жизни я не чувствовала себя в такой западне. Я думала, что сегодня в гостиной у меня будет такое же ощущение, пока я буду ждать его слов о том, что недостаточно хороша. Но его не было, того ощущения, и сейчас нет. Впервые за очень долгое время я чувствую, что свободна.
Понедельник, 15 октября, 16.20
Моя жизнь больше мне не принадлежит, управление ею перехватил журналистский цирк. Перед моим домом репортеры торчат не каждый день, но достаточно часто, чтобы ком в горле появлялся каждый раз, когда я приближался к дому.
Я стараюсь не выходить в Сеть чаще, чем это необходимо. Когда-то я мечтал, чтобы мое имя было в первых строках «Гугла», – но как питчера с неотбиваемой подачей на чемпионате мира, а не как потенциального убийцы с арахисовым маслом.
Мне все говорят: «Просто не высовывайся». Я пытаюсь, но, если попадешь под микроскоп, от людей уже ничего не укроется. В пятницу в школе я вылез из машины одновременно с Эдди, которая вышла из автомобиля сестры, и ветер шевелил ее короткие волосы. Мы оба были в темных очках – бессмысленная попытка стать невидимыми, – и обменялись едва заметными улыбками, говорящими что-то вроде «до сих пор не могу в это поверить». Не успели мы пройти несколько метров, как увидели, что Нейт подошел к машине Бронвин и открыл дверцу с преувеличенной вежливостью. Он улыбнулся, когда она вышла, а она так на него посмотрела, что мы с Эдди не удержались и переглянулись. И мы все четверо, практически выстроившись в колонну, направились к заднему входу.
Все это едва ли заняло минуту, но этого оказалось достаточно, чтобы один из учеников записал на телефон видео, которое вечером выложили в «Tи-Эм-Зет». Его пустили в замедленном темпе под песню «MGMT» «Kids», будто мы – какой-то хиповый школьный клуб убийц, которому на все в мире наплевать. Ролик за день стал вирусным.
Может, это и есть самое непонятное. Куча народу нас ненавидит и желает нам оказаться в тюрьме, но столько же, если не больше, нас обожает. У меня вдруг появилась страница фанов в «Фейсбуке», набравшая более пятидесяти тысяч лайков. В основном от девушек, как утверждает мой брат.
Иногда это внимание ослабевает, но полностью не исчезает. Мне уже казалось, что сегодня я его избежал, когда вышел из дома, чтобы встретить Луиса в спортзале, но, как только я пришел, ко мне бросилась симпатичная, темноволосая, густо накрашенная женщина. Сердце у меня упало, потому что я знаю этот типаж. За мной снова гоняются.
– Купер, можно одну минутку? Лиз Розен, новости Седьмого канала. Хотелось бы услышать вашу точку зрения на происходящее. Очень много людей за вас болеют!
Я, не отвечая, прохожу мимо нее в зал. Она идет за мной, цокая каблуками, за ней – оператор, но их останавливает охранник на входе. Я хожу сюда не первый год, и здесь в связи с этой историей ребята ведут себя отлично. Я исчезаю в коридоре, а охранник объясняет ей, что членскую карточку прямо здесь купить нельзя.
Мы с Луисом какое-то время отрабатываем жим, но меня не оставляет мысль о том, что меня ждет на улице после тренировки. Мы это не обсуждаем, но в раздевалке Луис говорит:
– Давай свою футболку и ключи.
– Что?