Максим любил маму. Осознавал свою любовь, но в джунглях к ней впервые добавилось нечто такое, чего Максим прежде не испытывал, – уважение. Его восхитила выдержка мамы. Ведь не было никаких оснований верить, что Максим идёт за экспедицией. Просто мама учла такую возможность и, рискуя жизнью, сделала всё, чтобы ему помочь. Записки писала краткие, не уговаривала Максима повернуть назад. Потом они встретились. Были объятия, озабоченность в мамином взгляде, но мгновением позже она заговорила о деле. Знала, что времени у них немного, и позволила сыну отвечать ей сухо, быстро. Только факты, только конкретные детали предстоявшего побега. Когда мама ушла, Максим ещё несколько минут оставался на месте, поражённый тем, какой она оказалась. В джунглях мама проявила себя настоящей женой Шустова, и Максим не понимал, как подобная стойкость увязывается с утренними сырниками в Клушино и отчётными концертами в менделеевском доме творчества. Отец был прав, рассуждая о поведенческом диапазоне, и Максим не мог с уверенностью сказать, какой из участков маминого или Аниного диапазона предпочёл бы.

Когда агуаруна схватили Хорхе, пришедшего с пропечёнными корнями маранты и свежесорванными плодами гуайявы, Лучо узнал об этом первый. Проводник отправлял индейца лишь под надзором державшегося чуть в стороне мальчика. Лучо должен был сразу бежать к Мардену – сообщить ему о случившемся. Проводник успел увести мальчика и Екатерину Васильевну подальше. Агуаруна не выследили их.

Хорошо, что мамы не было рядом, когда на экспедицию напали тени.

Максим не видел нападавших. Прислушивался к ломоте уставшего тела, переговаривался с Аней и Димой. Когда раздались крики, Максим подумал, что кто-то из индейцев попал в ловушку, вроде тех, что экспедиции встречались до истуканов. Остановился, радуясь, что им предстоит привал, и ничуть не пугаясь собственной чёрствости, а ведь ловушка могла оказаться смертоносной. Потом грохнули выстрелы. Максим растерянно переглянулся с нагнавшим его Покачаловым. Прошёл чуть вперёд и увидел, как Шахбан уводит Лизу. На проторённой тропе лежал усыпанный стрелами Тарири.

Максим схватил Аню за руку. Повёл её за собой. Крикнул Диме, чтобы тот не отставал. Не знал, что делать. На ходу перескочил через распростёртого в крови Гонсало Диаса. Мельком взглянул на его тело, не разобрал деталей, а когда побежал, детали увиденного стали нагонять его вспышками. И взрытая земля под пятками ботинок. Аня вскрикнула, едва не вырвалась из руки Максима. Пришлось замедлиться. И пронзившая шею стрела. Аня сказала, что Дима отстал. Обернувшись, Максим увидел, что Диме помогает Никита. Дима медлил. И скрюченные пальцы, обхватившие древко у кровоточащей раны. Диму парализовал испуг. Ноги не слушались его, дрожали. «Давай же». И расширенные до предела глаза, полные ужаса перед подступавшей смертью. Пришлось оставить Аню. Вернуться за Димой. Вместе с Покачаловым они потянули его за собой. Рядом пробежал кто-то ещё. Максим предположил, что нападавшие идут сзади, и, подхлестнув себя страхом, зашагал быстрее. И скривлённые в слезливой просьбе губы. И кровь на зубах. Диасу помочь никто не мог. Как и лежавшему возле него Тарири. Как и опрокинутому на живот Туясу – сразу четыре стрелы поразили его в спину.

Туяс снял вощёную сумку – агуаруна делали это мгновенно, сбросив пропущенный по лбу ремень, – и так себя погубил. Максим, решивший избавиться от рюкзака, теперь туже затянул лямки. На мгновение выпустив Димину руку, принялся искать ремни грудной стяжки. Не находил. Злился. Потом понял, что грудная стяжка давно застёгнута.

Вскоре все участники экспедиции сгрудились в тупике – в том месте, где недавно раздавались удары мачете. Титус и Макавачи отдавали гортанные приказы своим индейцам. Ортис, Перучо, другие метисы и Артуро жались за их спинами. Увидев, как Егоров присел на корточки, последовали его примеру. Шахбан с обломком стрелы, угодившей ему в плечо, расставил руки. Прятал за собой Скоробогатова и Лизу. Схватив за шиворот Сальникова, притянул его к себе – держал живым щитом.

Паника сменилась краткой тишиной. Только надрывное дыхание людей, запах их пота и сладкий аромат цветущих джунглей. На дождь никто не обращал внимания. Все слушали лес.

Молчание и растерянность вновь сменились приказами. Их отдавали Егоров и Шахбан. Переводчик Ортис, сбиваясь, переводил приказы на агуаруна и шапра. Скоробогатов не произнёс ни слова.

Максим постарался укрыть за собой Шмелёвых. Не получилось. Аня отмахнулась от его руки и встала рядом. Её место за спиной Максима тут же занял Покачалов. Аня с Максимом обменялись улыбками. Хотелось смеяться. Смех, такой неуместный, рвался наружу. Заставлял напрягать живот. На выдохе сорвался смешок, и Максим до боли прикусил нижнюю губу. Солоноватый привкус крови и грязи.

Двадцать четыре участника экспедиции толпились на расчищенном от растительности закутке. Наступали друг другу на ноги, ворчали, переругивались, тёрлись спинами и локтями.

Индейцы складывали баррикады. Подтащили продырявленные плоскодонки, сгрудили рюкзаки. На баррикады пошло и каминное кресло Скоробогатова с двумя торчавшими в его спинке стрелами красного оперения. Отдельным заграждением кандоши выставили металлические ящики, о содержании которых не знал даже Покачалов – Максим успел расспросить о них Никиту. Агуаруна торопливо осматривали ружья. Закинув первый патрон прямиком в ствол, принимались вталкивать другие шесть патронов, один за другим, в трубчатый подствольный магазин. Уронив патрон из непослушных рук, не поднимали его, тут же выхватывали новый из карманов.

– Ты как? – вполголоса спросил Максим.

– Порядок, – одновременно ответили Аня и Дима.

Тут же хихикнули и замолкли. Максим чувствовал Анину дрожь.

– Экспедиция окончена, – буркнул Покачалов. – Чёрта с два индейцы пойдут дальше. Они ни шагу не сделают вперёд, даже если до Города Солнца рукой подать.

– Видел, кто напал? – спросил Максим.

– Нет.

– Я видела, – из-за спины раздался голос Лизы.

Поначалу все перешёптывались, но постепенно, вынужденные выделять свой голос среди других голосов, стали говорить громче. Минутой позже горстка перепуганных, притиснутых друг к другу людей гудела. Егоров требовал тишины. На него не обращали внимания. Его угрозы были ничто в сравнении с таившейся за деревьями опасностью.

– Что ты видела?

– Теней, – отозвалась Лиза. – Как на картинах Вердехо.

– Вердехо… – эхом прошептал Максим.

– Почему они отступили? – спросил Дима.

Никита помог ему опуститься на землю. Сказывались слабость не до конца восстановившегося тела и боль в ногах. Дима утром смеялся, что будет хромать на обе ноги. «С такими навыками можно прямиком в цирк».

– Они не отступили, – услышав Димин вопрос, процедил Егоров. – Они нас маринуют.

Кандоши взялись за мачете, намереваясь усилить баррикады тонкими стволами бальсовых деревьев. Максиму казалось глупым отгораживаться в зарослях. Следовало найти место получше. Выйти к реке или подобию луговины. Отыскать какие-нибудь останцы и спрятаться за ними. Или овраги. Или болото. Лишь бы не торчать тут, на месте бойни.