Две стрелы попали в днища перевёрнутых плоскодонок – прошили их с пружинистым хлопком и задели прятавшихся под ними индейцев. Ещё несколько стрел впились в их рюкзаки. Чей-то испуганный вскрик. Вопль. Отрывистые команды на языке агуаруна. Лиза растерянно вела головой, осматривая происходящее. Видела, как к ней шагнул Шахбан. И, прежде чем он навалился на Лизу, прикрывая её своим телом, она увидела их. Теней. Теней гнева.

Они стояли между деревьями. Воплощённые образы безумных картин Оскара Вердехо. Безголовые человекоподобные фигуры с разъярённым лицом на обнажённой груди. Изуродованные волей болезненных богов и в агонии непрекращавшейся боли нападавшие на любого, кто приблизится к великой тайне – mysterium tremendum, охранять которую они были созданы многие века назад.

Шахбан вдавил Лизу в землю. Горбатые корни впились в поясницу и шею. Лиза не шевелилась, не сопротивлялась. Вдыхала горький запах дыма от бороды Шахбана. Пот его взмокшего тела. Отдающее дрожжами дыхание. Слышала крики обречённых на смерть людей. Запоздалые выстрелы винчестеров.

Сельва второй раз дрогнула под призывным трубным гулом. Так звучал рог, созывавший теней на кровавую жатву. Экспедиция Скоробогатова терпела поражение. Они искали древние предания чавин, однако не были готовы столкнуться с их оживающим на глазах древним ужасом.

Марден сказал, что для Димы, укушенного бушмейстером, определяющими станут первые три-четыре часа. Дима выжил. Когда ему прижигали открытую рану на щиколотке, потерял сознание и не приходил в себя до рассвета. Очнувшись, бредил. Плакал. Звал Аню, принимался говорить о своём отце, Василии Игнатовиче. В такие минуты Максим оставлял Шмелёвых наедине. Аня не отходила от брата. С побледневшим от усталости лицом, изредка проваливаясь в забвение, отгоняла от Димы муравьёв, следила, чтобы под его повязку не забрались кровососущие твари. Отдыхать отказывалась и не позволяла Екатерине Васильевне её сменить. Лишь к вечеру нового дня, сама того не заметив, уснула возле брата. Максим бережно перенёс её в свой гамак и укрыл от москитов куском влажной ткани.

Марден был прав: отправленные по их следу агуаруна могли появиться в любой момент. Но Максим уже принял решение. Не было соблазна обдумать его, прислушаться к голосам мамы или проводника. Он знал, как должен поступить. Заявил, что не уйдёт, пока Дима не оправится. Хотел, чтобы мама, Аня, Хорхе и Марден с Лучо укрылись километрах в пяти от их с Димой вынужденной стоянки. Вместе с проводником соорудил для Димы носилки, чтобы перенести того в место более сухое, однако выдвинуться таким образом в дальний путь было невозможно. Диме требовался покой. К тому же с носилками они бы далеко не ушли: расчищали бы тропу, затем возвращались бы за Димой и протискивали носилки через узкую просеку. Они бы вымотались. Хорхе и мама послушались Максима – отправились в укрытие вместе с Марденом и Лучо. Аня уходить от брата отказалась. Максим не настаивал.

Аня изменилась. Родная, понятная и всё же иная. В минуты отдыха Максим, затаившись, следил за ней. Восхищался тем, что, несмотря на общее истощение, в её глазах нет отрешённой поволоки. Аня смотрела трезво, не прячась за собственной болью. Но испытания не ожесточили её. Когда Дима по-настоящему очнулся от метаний на зыбкой границе яви и кошмаров, Аня приветствовала его улыбкой. Улыбка, как и прежде, была мягкой, искренней. Со стянутыми в тугой хвост сальными волосами, грязью под ногтями, обутая в чёрные сапоги из толстой резины и одетая в приталенный рабочий комбинезон, застёгивавшийся на молнию под подбородок, Аня едва ли напоминала девушку, которую Максим впервые увидел почти год назад. Её лицо и тело за последние месяцы вытянулись, заострились. Несмотря на корки застаревших болячек, бугристую сыпь и воспалённые порезы, она была действительно красивой. Испарения терновых джунглей и изматывающие дожди окончательно смыли с Ани городскую ухоженность, впервые обнажили для Максима её природную красоту, которая проявлялась во всём: в движениях, в голосе, даже в том, как Аня дышала и как смотрела.

Максим не сомневался, что, вернувшись домой, Аня в несколько дней преобразится, оставит экспедиционную грязь воспоминаниям и вернётся к прежним мечтам о тёплой серединке с друзьями и новогодними игрушками, однако прежней никогда по-настоящему не станет.

«Предложение отправиться в путешествие теперь её не испугает». – «Вы на грани гибели, в сотнях километрах от ближайшего поселения, а ты планируешь новое путешествие?» – «Не то чтобы планирую… Просто видел архивы „Изиды“. Думаю как-нибудь туда заглянуть». – «Ты это не всерьёз». – «Почему же?» – «В тебе говорит слабость. Не позволяй себе отвлечься пустыми фантазиями. Не развлекай себя мыслями о том, что будет: как вы вернётесь, станете или не станете прежними, будете ли общаться и куда отправитесь». – «Это помогает». – «Это мешает сосредоточиться. Уходишь мыслями в фантазии, значит, теряешь контроль. Можешь совершить ошибку и погибнуть. В джунглях не бывает мелочей». – «Невозможно всегда оставаться сосредоточенным. Иногда нужен отдых». – «Как я и сказал, в тебе говорит слабость».

Первые два дня Максим прятал Димин гамак за ветвями, сам ложился спать вместе с Аней между ребристыми корнями хлопкового дерева, укрывшись громадными пальмовыми листьями. К концу второго дня их измучили муравьи. Возиться с колючими ветвями стало невыносимым, утомительным занятием. К тому же Максим решил, что преследователи потеряли их след. Третью ночь они с Аней и Димой, укрытые листьями, провели на бамбуковом настиле. Максим заодно обрубил всю нависавшую над ними поросль: воздушные корни, лианы и перекрученные эпифитами ветви – слишком уж много в них бегало пауков и прочей неприятной живности. Прячась от москитов, вымазались в грязи, но лежали открытые. И агуаруна их заметили. Схватили во время сна. Заодно поймали Хорхе, согласившегося два раза в сутки носить Максиму и Шмелёвым приготовленную Марденом еду.

«Хорошо, Кати с тобой не оказалось». – «Да, мама в безопасности. Марден о ней позаботится». – «Поверь, неизвестно, кто о ком позаботится. Ты мало знаешь свою мать. Видел лишь бытовой участок её поведенческого диапазона. Участок, в котором Катя спряталась от себя другой – смелой и свободной». – «И почему… Почему она спряталась?» – «Потому что испугалась». – «Испугалась однажды вместе с тобой заглянуть под таинственный покров карающей богини?» – «Нет. Испугалась того, что под покровом увидит». – «Это не одно и то же?» – «Нет». – «Не понимаю». – «Однажды поймёшь».

Словно предчувствуя беду, Екатерина Васильевна не хотела оставлять сына и Шмелёвых. Максим её уговорил. Собственно, долго уговаривать не пришлось.

– Если нас схватят, проследи, чтобы Марден сдержал обещание. Это лучшее, что ты можешь сделать. Он сказал, что будет ждать ровно месяц. И ты жди с ним ровно месяц. Ни дня дольше.

Мама обняла Максима и попросила его осторожнее ходить по лесу – Марден вновь нашёл следы ягуара, продолжавшего ночами кружить в небольшом отдалении. На прощание сказала:

– Я не знаю, как всё сложится. Но прости отца. Ты привязал его к себе своей обидой, и это делает тебя слабее. Отпусти его. Вы похожи, но вы разные. Ты другой, Максим. И станешь сильнее, когда перестанешь считать это попеременно оскорблением и похвалой. Принимай как данность. Тут нет ничего особенного. Он твой отец. И другого у тебя не будет. А ты его сын.