только нам, но и Сергею Владимировичу, постоянному и благодарному нашему слушателю. Решили писать стихи, употребляя монгольские слова в абсолютно ином, полностью абсурдном смысле. Придумывали общую тему, представляя Монголию таинственной страной, где происходят самые невероятные вещи. Лидия Алексеевна написала, с моей точки зрения, превосходное стихотворение, имитируя Н.С. Гумилева:Никогда и нигде, ни в какой стране света Ты не встретишь подобных чудовищ. Вся душа черным бархатом мрака одета У искателей старых сокровищ. На развалинах древнего Каракорума Злобно воют седые турпаны[5]. Эту мрачную песнь у разбитого хума Подхватили у них субурганы. Ты не вздумай их трогать, Проходи лучше мимо И укройся скорей в тростниках у Орхона, Ты песчинка перед ними, Только чудом хранима У подножья великого Трона.

Я ей ответил, имитируя Валерия Брюсова:

В ночной тиши над спящею землею, В стране, где царствует ученье Шакья-Муни, Воспоминания встают туманной чередою Сквозь бледный цвет увядших полнолуний. Средь мрачных скал, над бездною Орхона, Гремят костьми могильные хушоры[6], И трубным ревом вечного закона Оглашены бескрайние просторы. Все гуще мрак, бледнеет звезд мерцанье, Лишь глаз чудовищ виден блеск ужасный, Но я в забвенье самосозерцанья Сижу меж них спокойный и бесстрастный. И знаю, скоро над горами дикими Раздастся вой голодного Бурхана[7], И тьмы чудовищ с жалобными криками Исчезнут в пасти злого торбагана.

Итак, весьма успешно проведенные и, безусловно, перспективные исследования в Монголии были пресечены в 1950 году по далеким от науки причинам. Никогда более ни С.В. Киселев, ни я в Монголию не вернулись, хотя Сергей Владимирович посвятил этой проблематике еще ряд превосходных статей и успел при участии Лидии Алексеевны и автора этих строк завершить работу над подготовленными к печати материалами раскопок Каракорума, фактически полностью включенных в обширную монографию «Древнемонгольские города», изданную в 1965 году. Отмечу, что акция эта была отнюдь не беспроблемной. Завершение ее совпало с резким обострением отношений между Советским Союзом и Китаем, что и обусловило серьезные препятствия выходу готовой уже книги. Благополучному разрешению ситуации с изданием монографии способствовало решительное вмешательство монгольской стороны: прежде всего, хорошо нас помнившего крупнейшего научного и политического деятеля Монголии, президента Академии наук Шерындыпа. Этот выдающийся человек прожил очень долгую плодотворную жизнь, я с радостью и благодарностью встречался с ним вплоть до 1990-х годов. Он обычно отдыхал в санатории «Узкое». Книга вышла и остается до сего времени единственным фундаментальным трудом по истории Монгольской империи, основанным, наряду с письменными источниками, на огромных материалах наших раскопок 1948-1949 гг., но полевые исследования, повторяю, были пресечены. Мне же в последний раз довелось участвовать в разработке монгольской проблематики в 1962 году, когда в связи с уже упомянутыми противоречиями с Китаем, академику Л.В. Черепнину, члену-корреспонденту АН СССР В.Т. Пашуто и мне было поручено создание статьи, отражающей разработанную в нашей науке оценку личности Чингисхана и связанных с ним событий XIII века. Статья была напечатана в журнале «История СССР», получила широкую огласку и переиздана в тогдашних странах народной демократии и в США.

XIV. Волжская эпопея

В 1950 году мы полностью подготовились к третьему сезону. На неоднократных встречах с Сергеем Владимировичем был выработан план, участки раскопок и их направленность как для Каракорума, так и для Хаара-Балгаса, а также широких разведок, но сезон не состоялся. Когда это стало окончательно ясно, я уехал с Б.А. Рыбаковым в связанную с салтовской проблематикой и также затронутую выше разведывательную экспедицию на Северский Донец. В то время я планировал сделать эту проблематику — раннее средневековье Юго-Восточной и Восточной Европы — основной для себя. Кандидатскую диссертацию я уже защитил, коснувшись в заключительных главах соотношения местного развития указанной территории с пришлыми элементами, начиная с постгуннского периода вплоть до времени сложения болгарских этносов, а далее и государств в двух экстремальных областях указанной территории — на Средней Волге и в Нижнем Подунавье.

В середине лета 1950 года начались грандиозные работы по созданию гидроэлектростанций огромной мощности на Волге, в районах Куйбышева (ныне Самары) и Сталинграда (ныне Волгограда). Планы их предусматривали образование гигантских зон затоплений, в обоих случаях превышавших 500 км в длину и нескольких (а иногда и десятков) километров в ширину. При этом затапливались как замечательные по природным богатствам участки, так и стоявшие сотни лет поволжские села, трудами десятков поколений достигшие высокого развития продуктивности своего хозяйства, а также многие тысячи археологических памятников — неповторимых свидетельств всех периодов человеческого существования и самых различных этнических, языковых, культурных групп, определивших процесс развития ряда народов нашей страны.

Я не энергетик и не берусь судить о целесообразности этой гигантомании. Мне трудно и больно писать о населении затопляемых территорий, согнанном с веками насиженных мест, лишенного созданных рядом поколений хозяйственных и культурных традиций. Но здесь была хоть какая-то перспектива восстановления. Что же касается неповторимых свидетельств веков и тысячелетий, здесь совершенно закономерно предельное напряжение археологической активности, оперативное создание специальных экспедиций, охватывавших зоны затоплений и стремящихся к спасению для науки максимального числа памятников, не поступаясь при этом самым строгим соблюдением раскопочной методики. Первой была создана Куйбышевская экспедиция, исследования которой должны были охватить огромную территорию Среднего Поволжья от Камы до Ставрополя Волжского (ныне Тольятти). Начальником ее был назначен один из крупнейших советских