25-30 м. Позвали и меня, решив, что тут-то они меня и прижучат. Называли меня «сурухча», что значит «инструктор». Причем С.В. Киселев тоже был сурухчой: «дарга» — начальник, к не монголу относиться не могло. С известной издевкой сказали мне: «Сурухча, попади в бутылку...» Говорили через переводчика по имени Церен-Дорж, ранее он был смотрителем уланбаторских тюрем. Я говорю ему: «Хорошо. Но в бутылку попадет и младенец. Выложите ее горлом ко мне. Дно отбейте и наденьте на него пустую консервную банку». Надо сказать, что в армии, еще до войны, стрелял я очень метко и неоднократно побеждал в состязаниях. Но все же задача была не из легких. Горлышко бутыли от моей самоуверенности не расширилось, а дистанция не сократилась. Промах здесь был вполне вероятен. И тут помог Святой Николай: первый выстрел, и — звон улетевший консервной банки. Повезло мне и в борьбе, после чего бывший смотритель тюрем сказал: «Теперь можете делать с бригадой все, что хотите. Прошел слух, что Вы шайтан, что убить Вас можно только серебряной пулей, а где серебро взять. А Вы можете убить кого угодно и без оружия...» Этот случай определил мое положение в экспедиции на оба сезона ее работ. Более того, слух этот выплыл вторично в другом контексте, на сей раз трагическом. У рабочих был бригадир Наван — красивый, стройный, высокий парень, не связанный с уголовным миром и очень жестко поддерживающий дисциплину в бригаде. Он заболел одновременно сыпным и брюшным тифом. Когда это выяснилось, его соотечественники разбежались по разным концам монастыря и не походили близко к больному, лежавшему в полуразрушенном тибетском храме, где я, как умел, ухаживал за ним, передвигал, мыл, кормил. Рабочие смотрели на это со страхом и недоумением, повторяя фактически прежний слух обо мне: «Вот видите, его и тиф не берет!». Спасти парня, к сожалению, не удалось. Слух о его болезни непонятным мне путем дошел до Улан-Батора (это более 400 км). Его родственники приехали и забрали его, несмотря на наши предупреждения об опасности такого шага. В дороге, в 40 км от Эрдэни-Дзу он скончался от перитонита.

Все это произошло в первые дни нашего пребывания в Эрдэни-Дзу, но уже в конце первой недели подготовительный период, хозяйственное обустройство, размещение участников экспедиции, добыча продовольствия, подготовка инструментов и приборов были позади, и близился момент начала первых регулярных раскопок первой столицы Монгольской империи, основанной Тэмуджином (Чингисханом).

Несмотря на предельную насыщенность первых дней, мы старались как можно скорее перейти к основной работе. Уже на второй день по приезду, утром перед нашей юртой стояли две оседланные лошади с прекрасной сбруей — Лидии Алексеевне и мне. Тот же Церен-Дорж, вручив мне поводья, торжественно объявил: «Теперь это ваш конь... иноходец. На нем и будете ездить. Второй — для мадам». Откуда появились эти чудесные существа, мы не знали, но в ближайшие дни конной стала и вся бригада рабочих. Тогда же — на второй день — мы с Лидией Алексеевной объехали значительную часть территории древнемонгольской столицы.

Монголия 1948 г. Утренний выезд на работу

Развалины Каракорума покрывали вытянутый с юго-востока на северо-запад участок, длиной 2500 и шириной до 1750 м. Уже первое ознакомление с рельефом поверхности позволило подтвердить наличие земляного вала, ограждавшего город, расположение дворца Угедея в юго-западном углу очерченной валом территории и многочисленные, отраженные на поверхности остатки строительных комплексов, в основном в центральной и южной частях столицы. Уже при этом первом визуальном обследовании мы отметили сохранившиеся элементы общей планировки значительных участков города и планов его конкретных комплексов. Достаточно точно было определено и соотношение города с монастырем Эрдэни-Дзу, примкнувшим к Каракоруму с юга и представлявшим собой квадрат стен длиной около 700 м с 13 ступенчатыми субурганами на каждой стене и массивными воротами, обрамленными плитами из Каракорума.

Уже тогда, в ходе упомянутого осмотра мы с Лидией Алексеевной наметили площадь первых раскопов, прежде всего, на месте хорошо отраженного рельефом и следами стен в центре города перекрестка двух строительных комплексов, фактически двух улиц. На третий день здесь были заложены довольно значительные раскопы, сразу же подтвердившие наличие здесь перекрестка двух тесно застроенных улиц с сырцовыми стенами, рядом печей с отходящими от них узкими отопительными каналами — каннами — весьма совершенная китайская система отопления. При этом ее можно признать полуобожженной: она создавалась горячим воздухом, идущим от печей на ближайших к ним участках, и даже была обуглена, на более же отдаленных от печей участках обжиг выражен значительно слабее. Но, в целом, повторяю — это очень серьезная система. С.В. Киселев абсолютно прав, когда говорит о древнемонгольском городе, воспринявшем высокоразвитую китайскую градостроительную технику, но во многом оригинальном и сочетающем сугубо городские показатели с поразительной мобильностью и выработкой глубоко специфических форм жилого и хозяйственного строительства, способствовавшего предельно оперативному перемещению значительных масс населения. Оперативность эта охватывала и освоение огромных территорий, темп распространения технических и хозяйственных инноваций и сочетание наиболее рациональных технических, экономических, политических, военных, торговых, религиозных традиций самых различных стран и народов. Каракорум здесь очень показательный пример. Приведенные выше факторы обусловили спонтанное его возникновение с превращением в огромный город, столицу гигантской империи с концентрацией крупнейших достижений человеческого развития в самых различных областях, но и быстрое его затухание с переводом столицы ханом Хубилаем в Хан-Балык (Пекин) в том же XIII веке, хотя Каракорум продолжал существовать еще лет 300. Крайне важно, что в спонтанном его возникновении было восприятие буддизма еще до возведения первого дворца Чингисхана; наши раскопки безусловно установили это по прямым стратиграфическими показателям: значительные скопления цветной штукатурки с многокрасочными человеческими изображениями и типичными для буддийской фресковой росписи атрибутов определяют развал храма. Перекрыты они, в основном, сравнительно хорошо сохранившимися остатками дворца Угедея, но непосредственно сама прослойка между ними имеет плохую сохранность и позволяет говорить о наиболее раннем дворцовом сооружении, разрушенном при перестройке Угедея и непосредственно перекрывавшем остатки буддийского храма. Отнесение этого сооружения ко времени Чингисхана стратиграфически наиболее вероятно, перекрытие же его остатками буддийского храма безусловно; удревнение же начала распространения буддизма в Монголии и отнесение его ко времени самого Чингисхана или несколько ранее — важнейший результат начального периода работ экспедиции.

Долгожданный приезд В. Киселева, с обычным для него темпераментом одобрившего первые наши результаты, явился решающим импульсом дальнейшего расширения исследуемой площади, постепенно охватывающей центр и южные районы городища. Особую радость Сергея Владимировича вызвал