– Да подождите вы! Какой смысл устраивать всю эту мышиную возню? Я не одобряю то, что вы сделали, но раз уж вы здесь, давайте покончим со всем сразу. Тем более что и говорить тут особо не о чем!

Ян сдержал улыбку. Он кивнул, но садиться в гостевое кресло не стал, перешел ближе к подоконнику. Отсюда он мог наблюдать за Сосновским, а вот собеседнику было сложнее разглядеть его из-за солнечного сияния. Эффект направленной в лицо настольной лампы – но с меньшей агрессией.

– Что вас связывало с Ариной Васильевой?

– Она… Она работала на меня!

– Кем же?

– Я не… Бухгалтером!

Сосновский наверняка и сам понимал, что ответ получился нелепым: неуверенность в голосе, долгая пауза. Он был на похоронах этой женщины, вряд ли он позабыл, кем она работала! И все равно он продолжал смотреть на Яна с нескрываемым, чуть ли не вызывающим упрямством. Вроде как – «Да, мы оба знаем, что я вру. Но как ты докажешь это?»

– Она последний раз работала бухгалтером года четыре назад, – указал Ян. – А после этого не работала нигде и никем. Подумайте хорошенько.

– Она меня консультировала!

– В ее возрасте? С ее опытом работы? Консультировала вас?

– Представьте себе!

– Представляю. Наверно, за это ей регулярно поступали переводы с вашего счета, на которые она и жила.

Сосновский побледнел еще больше, а Ян наконец позволил себе усмехнуться. Неужели этот тип думал, что следователь полиции такое не выяснит? Ян прекрасно знал, что попытка допроса у него будет всего одна, и пришел подготовленным.

– Да, за это… – заявил Сосновский, но уверенности ему отчаянно не хватало.

– А года полтора-два назад она оказала вам особенно ценные консультации, ведь в этот период на ее счет были переведены две очень значимые суммы. Что же это было? Подсчет пенсии? Налоговые льготы? Что она там успела усвоить на бухгалтерских курсах?

Шах и мат. Сосновский молчал, глядя на Яна с нескрываемой злостью. Суммы, о которых говорил следователь, были переведены не им лично – за ними скрывалась какая-то липовая компания, которая тщательно шифровалась. Однако Ян не сомневался, что, если копнуть поглубже, связь с уважаемым бизнесменом где-нибудь да всплывет.

Понятно уже, что Арина была его любовницей. Сразу было понятно. Ян не понимал только одного: почему Сосновский так упорно отказывается это признать. Боится осуждения или огласки? Зря, Ян уже показал ему, что готов идти на уступки, лишь бы получить правду.

Он дал бизнесмену пару минут – собраться с мыслями и наконец признать, что на похороны Арины его не ветром принесло. Пока Виктор подбирал слова, Ян выглянул во двор, который только что пересек, посмотрел на великолепно оформленный участок. Теперь он понял, почему псов загнали в вольер: неподалеку от дома, за цветочными клумбами и невысокими кустами, располагалась маленькая детская площадка. Раньше это была просто лужайка, теперь на ней установили крошечную пластиковую горку, игрушечный домик и песочницу. Больше ничего не требовалось: ребенку Сосновского, уже мелькнувшему в нескольких журналах, не было и года.

Сейчас с ним гуляла нянька, зорко следившая за тем, чтобы малыш не покалечился и не попытался попробовать песок на вкус. Жизнерадостная нянька с бодрым толстым малышом. Его пока не слишком интересовали горки и игрушки, зато интересовал окружающий мир, за которым ребенок наблюдал широко распахнутыми глазами. Из окна Ян не мог толком разглядеть его лицо, но помнил фотографии в интернете.

Глаза у Алеши Сосновского круглые и карие. Совсем как у его мамочки.

Все наконец стало на свои места.

– Арина Васильева родила вам вашего сына.

Сосновский тут же взвился на ноги, ударил кулаком по столу:

– Да как вы смеете?! Это же нелепо!

– Да, нелепо получилось, – кивнул Ян. – Правильно вот как: Арина Васильева родила своего сына. От вас, Виктор.

– Я не собираюсь больше это терпеть, вам придется уйти немедленно!

– Как угодно, – пожал плечами Ян. – Но это будет несложно проверить. Не я это сделаю – так журналисты.

– Вы меня шантажируете?

– Я просто рассуждаю обо всех возможностях.

Виктор устало опустился в кресло. Его взгляд был взглядом загнанного зверя. Чем дольше Ян наблюдал за ним, тем больше убеждался: не мог этот человек убить шестерых, да еще таким способом. Как минимум потому, что это навредило бы его сыну.

– Неужели у вас совсем совести нет? – поинтересовался Сосновский.

«Чего у меня нет, так это времени и полномочий возиться тут с тобой», – подумал Ян.

– Пока я могу гарантировать вам лишь одно: если вы сообщите мне правду, избавив меня от необходимости докапываться до нее, никаких журналистов в этой истории не будет.

Виктору не хотелось говорить, тут и сомневаться не приходилось. Но он умел просчитывать наперед, поэтому понимал, что Ян предлагает ему самый простой вариант. Виктор достал из полки стола непрозрачную флягу, сделал несколько глотков, однако гостю ничего не предложил. После этого он начал говорить.

Брак с Екатериной был для него такой же сделкой, как покупка новой компании или запуск производственной линии. Невеста была с приданым и связями, о любви там и речи не шло. Однако Виктор не считал, что это важно… Что это имеет хоть какое-то значение. Он был предельно прагматичен и расчетлив. Он видел, что получил от этого союза деньги и красивую молодую женщину. Чего еще желать? Почему за него вышла Екатерина – он не задумывался, ему было все равно.

Поначалу все шло неплохо. Во многом за это нужно было благодарить безразличие супругов друг к другу: они много времени проводили с прежними друзьями и ничего не ожидали. Непонимание началось, когда речь зашла о наследниках. Виктор считал, что уже пора: они несколько лет прожили вместе, их союз закрепился, появление детей казалось ему следующим логичным шагом.

И тут Екатерина начала юлить. Она убеждала мужа, что еще слишком молода, что ей нельзя портить фигуру, потому что она подписала контракт с модельным агентством, что сейчас беременеть нельзя, потому что она только-только переболела гриппом. К каждому новому аргументу Виктор относился с растущим скептицизмом, и Екатерине наконец пришлось сказать ему правду.

Она не могла иметь детей. Она знала об этом давно – еще до свадьбы, – и не переживала по этому поводу. Почему не сказала сразу? Потому что ее отец очень хотел «династического союза», и Екатерина решила подыграть ему.

Первым желанием Виктора было развестись, он терпеть не мог обман. Да еще такой! Но холодный рассудок запрещал ему принимать импульсивные решения. Виктор все обдумал и понял, что развод не выгоден никому. Семейные бизнесы слишком плотно переплелись, образ идеального семьянина шел Сосновскому на пользу, его жена отлично налаживала новые связи.