я Правлю!

Я

“МОИ ПЕСНИ - ЭТО ГВОЗДИ Для ГРОБА КОРОЛЯ!”

“В полночь король должен умереть!”

Говоривший был высоким, худощавым и темноволосым, а кривой шрам у рта придавал ему необычайно зловещий вид. Его слушатели кивнули, их глаза сверкнули. Их было четверо – один был невысоким толстяком с робким лицом, безвольным ртом и глазами навыкате, выражавшими вечное любопытство – другой был огромным мрачным гигантом, волосатым и примитивным – третий высокий, жилистый мужчина в одежде шута, чьи пылающие голубые глаза горели не совсем нормальным светом – и, наконец, коренастый карлик, нечеловечески низкорослый, с ненормально широкими плечами и длинными руками.

Первый оратор холодно улыбнулся. “Давайте дадим клятву, которая не может быть нарушена – Клятву Кинжала и Пламени. Я доверяю вам – о, да, конечно. Тем не менее, лучше, чтобы у всех нас была уверенность. Я замечаю дрожь среди некоторых из вас ”.

“Тебе хорошо все это говорить, Аскаланте”, - вмешался невысокий толстяк. “В любом случае, ты изгнанный преступник, за твою голову назначена награда – у тебя есть все, что можно приобрести, и нечего терять, тогда как мы–”

“Мне есть что терять и еще больше можно приобрести”, - невозмутимо ответил разбойник. “Ты призвал меня из моих горных твердынь, чтобы я помог тебе свергнуть короля – я составил планы, расставил силки, расставил ловушку и готов уничтожить добычу – но я должен быть уверен в твоей поддержке. Ты поклянешься?”

“Хватит этой глупости!” - крикнул человек с горящими глазами. “Да, мы поклянемся на рассвете, и сегодня ночью мы станцуем против короля! ‘О, пение колесниц и шум крыльев стервятников–”

“Прибереги свои песни для другого раза, Ридондо”, - засмеялся Аскаланте. “Сейчас время для кинжалов, а не рифм”.

“Мои песни - гвозди для гроба короля!” - воскликнул менестрель, выхватывая длинный тонкий кинжал. “Варлеты, принесите сюда свечу! Я буду первым, кто принесет клятву!”

Молчаливый и мрачный раб принес длинную свечу, и Ридондо уколол его запястье, показав кровь. Один за другим остальные четверо последовали его примеру, осторожно придерживая свои раненые запястья, чтобы кровь еще не потекла. Затем, взявшись за руки чем-то вроде круга с зажженной свечой в центре, они повернули запястья так, чтобы на них упали капли крови. Пока она шипела, они повторяли:

“Я, Аскаланте, безземельный человек, клянусь произнесенным делом и заключенным обетом молчания нерушимой клятвой!”

“И я, Ридондо, первый менестрель при дворах Валузии!” - воскликнул менестрель.

“И я, Вольмана, граф Карабана”, - заговорил гном.

“И я, Громел, командующий Черным легионом”, - прогрохотал гигант.

“А я, Каанууб, барон Блаала”, - дрожащим фальцетом произнес невысокий толстяк.

Свеча зашипела и погасла, погашенная упавшими на нее рубиновыми каплями.

“Так лиши жизни нашего врага”, - сказал Аскаланте, отпуская руки своих товарищей. Он посмотрел на них с тщательно скрываемым презрением. Изгнанник знал, что клятвы могут быть нарушены, даже “нерушимые”, но он знал также, что Каанууб, которому он больше всего не доверял, был суеверен. Не было смысла пренебрегать ни одной надежной защитой, какой бы незначительной она ни была.

“Завтра”, - резко сказал Аскаланте, - “я имею в виду сегодня, потому что сейчас рассвет, Брул убийца Копья, правая рука короля, отбывает из Грондара вместе с Ка-ну, пиктским послом, пиктским эскортом и большим количеством Красных Убийц, телохранителей короля”.

“Да”, - сказал Вольмана с некоторым удовлетворением. “Это был твой план, Аскаланте, но я его выполнил. У меня есть высокопоставленные родственники в совете Грондара, и было несложно косвенно убедить короля Грондара потребовать присутствия Ка-ну. И, конечно, поскольку Кулл почитает Ка-ну превыше всех остальных, у него должен быть достаточный эскорт ”.

Изгнанник кивнул.

“Хорошо. Мне наконец-то удалось с помощью Громеля подкупить офицера Красной Гвардии. Этот человек выведет своих людей из королевской спальни сегодня вечером, незадолго до полуночи, под предлогом расследования какого-то подозрительного шума или тому подобного. Различные часовые будут устранены. Мы будем ждать, мы пятеро и шестнадцать моих отчаянных негодяев, которых я вызвал с холмов и которые сейчас прячутся в разных частях города. Двадцать один против одного...

Он рассмеялся. Громел кивнул, Вольмана ухмыльнулся, Каанууб побледнел; Ридондо хлопнул в ладоши и звонко вскрикнул:

“Клянусь Валкой, они запомнят эту ночь, те, кто ударит по золотым струнам! Падение тирана, смерть деспота – какие песни я слагу!”

Его глаза горели диким фанатичным светом, и остальные смотрели на него с сомнением, все, кроме Аскаланте, который склонил голову, чтобы скрыть усмешку. Затем разбойник внезапно поднялся.

“Хватит! Возвращайтесь на свои места и ни словом, ни делом, ни взглядом не выдавайте того, что у вас на уме”. Он колебался, глядя на Каанууба. “Барон, твое белое лицо выдаст тебя. Если Кулл подойдет к тебе и посмотрит в твои глаза своими ледяными серыми глазами, ты упадешь в обморок. Отвезти тебя в твое загородное поместье и ждать, пока мы не пришлем за тобой. Четырех достаточно.”

Каанууб тогда чуть не рухнул от радости; он продолжал бормотать бессвязные фразы. Остальные кивнули разбойнику и ушли.

Аскаланте потянулся, как огромный кот, и ухмыльнулся. Он позвал раба, и тот пришел, мрачный, злобно выглядящий парень, на плечах которого были шрамы от клейма, отмечающего воров.

“Завтра, ” сказал Аскаланте, беря предложенный ему кубок, “ я выйду на открытое место и позволю народу Валузии полюбоваться на меня. Вот уже несколько месяцев, с тех пор как Четверка Повстанцев вызвала меня из моих гор, я был заперт, как крыса – жил в самом сердце моих врагов, днем прятался от света, ночью крался в маске по темным переулкам и еще более темным коридорам. И все же я достиг того, чего не смогли те мятежные лорды. Работая через них и через других агентов, многие из которых никогда не видели меня в лицо, я наполнил империю недовольством и коррупцией. Я подкупал чиновников и ниспровергал их, сеял мятеж среди людей – короче говоря, я, действуя в тени, подготовил падение короля, который в данный момент восседает на троне под солнцем. Ах, мой друг, я почти забыл, что был государственным деятелем до того, как стал вне закона, пока Каанууб и Вольмана не послали за мной.”

“Ты работаешь со странными товарищами”, - сказал раб.

“Слабые люди, но сильные по-своему”, - лениво ответил разбойник. “Вольмана