* * *

Снова — на почту! Письмо сестре Натан написал дома, однако, как обычно, по дороге мыслил, может, еще что-то в него добавить. Но на сей раз ничего не надумал. А на почте Горлис увидел того самого казака, что был главным из четырех прибывших с императором. Как же его имя? Запамятовал. Казак тоже узнал его и пошел навстречу с самой доброжелательной улыбкой.

— Человек, с которым познакомился в присутствии Его Величества, особый человек! — сказал казак достаточно громко, чтобы его услышали все, находящиеся в почтовой конторе.

— Справедливо подмечено, господин полковник!

— Вы и это запомнили, — расплылся в улыбке казак, показывая, как ему приятно одно только произнесение недавно присвоенного звания. — А вы в каких чинах? — спросил он, показывая, что еще не очень хорошо знаком с правилами хорошего тона.

— А я вне Табели о рангах, — с тонкой улыбкой парировал Горлис. — Я, изволите ли видеть, сам по себе. Обращаться же ко мне можете просто — Натаниэль Николаевич. Ежели что, фамилия моя — Горли.

— Красивая фамилия, — заметил свежеиспеченный полковник, опять несколько невежливо. — А я — Гладкий Йосип Михайлович. Полковник.

Они еще раз пожали друг другу руки, как бы в знак более близкого знакомства. Горлис про себя отметил, что его новый знакомый назвался малороссийским вариантом имени. Хотя украинских слов, подобно Степану, не использовал. Правда, говорил с большим акцентом. Тем временем разговор должен был зайти на новый круг. И, понимая, что далее Гладкий непременно начнет спрашивать, кому и зачем он будет письмо отправлять, Натан решил опередить назревавший вопрос.

— Рад увидеть вас здесь. Думал только письмо родственнице отправить, а тут еще и с важным человеком познакомился.

— Ну и я то же самое. Пришел написать любезной жене моей, Феодосье Андреевне, что награжден медалью золотой на голубой ленте с надписью и крестом Святого Георгия 4-й степени.

Горлис снова удивился такой избыточной откровенности и простоте Гладкого, но из сего уж вывел, что это не какие-то отдельные проявления неловкости, а обычная его манера. Что ж, значит, можно и самому в общении с полковником держаться того же тона.

— Позвольте, но вы же раньше сколько-то лет командовали запорожцами в Задунайской Сечи.

— Да, и был двухбунчужным пашою.

— Но при том на землях российской короны оставалась ваша супруга?

— Так. Был грех. Судьба за Дунай закинула, а семейство мое тут осталося, — сокрушенно развел руками Йосип Михайлович, — в местечке Ирклееве Золотоношского повета. Может, бывали там?

— Нет, не бывал, — ответил Натан.

Гладкий же продолжил вопрошать, причем следующий вопрос был не менее неожиданным.

— А вы случаем Степана, такого, Кочубея, не знаете ли?

— Знавал, — ответил Горлис. — Но в последнее время как-то недосуг с ним общаться.

— Вот, точно, как вы сказали. То же ж самое! Я — до него. А он и говорить не хочет. И то ж не с кем-нибудь, а с полковником русской армии.

С одной стороны, несмотря на ссору, Натану неприятно было с малознакомым человеком обсуждать Кочубея. Но с другой — какая-то часть души радовалась, что вот и другим людям заметны очевидные странности Степана в последнее время. Собеседник же принял непроизвольный кивок Горлиса за однозначную поддержку и продолжил с еще больше страстью:

— А жену его Надежду видели? — Натан кивнул головой, теперь уж осмысленно. — Ой, і гарна ж яка жінка, та Надія…

На сих словах глаза и всё выражение лица Гладкого стали неприятно маслянистыми. Горлису подумалось, что ежели он сейчас начнет с этим самодовольным типом, имеющим дурные манеры, обсуждать принади Степановой жены, то это будет уже каким-то запредельным предательством друга, хоть и бывшего. Ну и… Надежды тоже. Ведь у него к ней отношение, кажется, сугубо дружеское… Да нет, точно — дружеское!

— Посмею выразить уверенность, — сказал Натан, добавив в голос металла, — что и ваша Феодосья Андреевна тоже прекрасная женщина!

— Ну, так… Что да, то да… — сказал Гладкий уже без прежнего жара и убежденности.

— Еще раз — рад был познакомиться. — Сей репликой Горлис показал, что разговор окончен и он вынужден поторапливаться.

— И я… — ответил двухбунчужный полковник.

Натан отдал почтовому работнику письмо в Вену, произвел оплату и с радостью узнал, что ему пришло послание из Парижа. Наверное, от Видока… Да, точно — от Видока!

Как же правильно поступил Горлис, что, прочитав первый том мемуаров старшего приятеля, упомянул об этом в письме, да еще и похвалил. Гроза парижской преступности благодарил его кратко, сдержанно, мол, так, пустяки, ничего особенного. Но чувствовалось, что ему сие внимание к книге, написанной, по всей вероятности, не им самим, однако по его рассказам, чрезвычайно приятно.

А далее Видок переходил к делу. И вот тут Горлис как бы выпал из жизни, происходившей вокруг, полностью погрузившись в суть дела, излагаемую корифеем сыска.

В целом, грабежи, осуществляемые через окна, — явление обычное. Как правило, для них привлекают детей или же взрослых людей невысокого роста и тощего телосложения. Понятно же, что оконные отверстия, в кои следует забраться, часто бывают довольно узкие. В преступном сообществе детей, предназначенных для этого занятия, какое-то время учат тайнам профессии, прежде чем отправлять на такую «работу». И поскольку это особая специализация, требующая сноровки, опыта, она в криминальном мире пользуется определенным уважением. Разумеется, когда это уже не дети, а взрослые матерые преступники. И да — бывает такое, что один или несколько этаких «оконных мастеров» могут переезжать из одного города в другой, дабы нигде не быть узнанными и пойманными. Подобно тому, как осы воруют мед у пчел в разных ульях.

Оконные воры умеют очень ловко карабкаться по стенам домов, используя разные архитектурные элементы, скульптуры и прочее. Выпрыгнуть со второго этажа, даже довольно высокого, для них не составляет проблемы, поскольку эти мастера «умеют» гасить силу удара, приземляясь сначала на носки, потом на пятки и сгибая колени, так что седалищем едва не достают до земли. И там, где другие сломали бы ноги, эти специалисты остаются невредимыми.

Также имеются особые приспособления для оконных воров, работающих с домами, в каковых этажей от двух и более. Эта конструкция похожа на якорь с двумя сильно загнутыми и заостренными на конце лапами, с помощью которых ее цепляют за подоконник. А по прочному канату грабитель с добычей спокойно выбирается наружу, как правило — в темную, новолунную ночь. Оказавшись на земле, вор дергает за специальный трос, отчего срабатывает механизм, отцепляющий этот «якорь» от подоконника. И вся конструкция падает на землю. Чтобы было меньше грохота, если есть время, подстилают что-то мягкое на землю. Недостаток сего метода в том, что такой «якорь» оставляет на нижней части подоконника два характерных следа от острых концов якорных лап.