— Алекс, столько времени прошло! Вероятно, я очень соскучилась, давно не слышала твоего голоса…

— Аль, ты же врёшь, — я качаю головой. — Зачем?

Смотрит на меня огромными глазами, полными слёз, и коротко кивает головой. Отрицательно.

— Алекс, я не открою тебе страшной тайны, если скажу, что безумно тосковала по тебе. Ты перестал мне звонить, редко писал… Не ты. Не ты, конечно. Прости… — по её лицу начинают струиться обжигающие водопады слёз. Как же мне невыносимо видеть её страдания! И ещё более невыносимо от того, что она извиняется передо мной! — Я очень хотела услышать твой голос. А вместо этого получила те мерзкие сообщения. Я была на работе. В твоём офисе, Алекс! Я собралась, выбежала на улицу… Я хотела попасть домой. Просто попасть домой, понимаешь? Вышла на дорогу, чтобы перейти к остановке, и меня сбил какой-то пьяный студент. Я мечтала умереть, лишь бы не чувствовать этой боли… Я не хотела жить в той новой версии своей жизни, зная, что ты бросил меня, зная, что я потеряла всё… Ничего не осталось, только опустошение и боль…

— Замолчи. — я больше не могу слышать её тоненький голосок с надрывом, произносящий все эти недопустимые вещи! — Я прошу тебя, Аль. Не надо.

Одним движением дёргаю девушку к себе на колени и запечатываю её губы грубым поцелуем, проникая языком глубоко, до самой глотки, стучась зубами о её зубы, кусая нежные губы, крадя дыхание. Сейчас мне жизненно необходимо быть с ней, быть в ней.

Поэтому я встаю со стула, не обрывая поцелуя, и иду по памяти в гостиную. Потому что терпения добраться до спальни уже нет. Потому что я хочу вернуть ей свой запах, пометить им, наполнить её своим семенем, заклеймить своими губами. Потому что мне необходимо удостовериться, что она — живая, что она — моя. Здесь. Рядом. Настоящая.

Устраиваю Алю прямо на ковре, нависая сверху, и распахиваю плед. Моего терпения не хватает на долгую прелюдию; я лишь провожу рукой вдоль стройного тела, наслаждаясь трепетной дрожью, обвожу кончиками пальцев продольный шрам на животе — она резко втягивает воздух и закрывает глаза, стягиваю и отбрасываю в сторону крохотные трусики — она нетерпеливо вздыхает и тянется ко мне губами, проверяю пальцами готовность — она подаётся мне навстречу, и мы сливаемся в новом крышесносном поцелуе.

Стоит мне только наполнить её тело собой, резко, на всю длину, как я уже чуточку ближе к раю. К моему собственному, греховному, искушающему, манящему раю, в котором есть только одна богиня, которой я преклоняюсь. Она.

В моих резких, порывистых движениях совсем нет нежности. Они на грани грубости. На грани первобытности. Но, меж тем, громкие крики удовольствия разносятся по всему дому, а пошлые хлюпающие звуки лишь раззадоривают мой животный инстинкт совокупляться с этой конкретной самкой. Лежащей подо мной. С ногами, заброшенными на мои плечи. Стонущей моё имя. Безостановочно. Рвано. Гортанно.

Я довожу её до финала и, чувствуя пульсацию гладких мышц, отправляюсь следом, глубоко в её теле, абсолютно не волнуясь о последствиях, взлетая к самым небесам от полноты ощущений, утративших в памяти всякие краски.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И даже тогда я не останавливаюсь. Покрываю медленными поцелуями лицо Алевтины, избавляю её от бюстгальтера, обвожу языком ключицы, подхватывая под бёдра и меняя положение, так, чтобы она оказалась сверху. Мы смотрим друг другу в глаза. Не отрываясь.

— Аль, я люблю тебя.

— А я люблю тебя.

Обхватываю ладонями нежные полушария груди, прохожусь языком по торчащим пуговкам сосков, и чёртово наслаждение затапливает меня с головы до пят.

Аля упирается одной рукой в моё плечо, приходя в движение. Другая рука ложится поверх кулона. Поверх моего сердца, неистово отбивающего безумную дробь.

Я скольжу одной рукой на её бедро, помогая удерживать ритм, а другой — повторяю её движение, накрываю рукой вторую часть кулона по центру её грудной клетки, чувствуя волнующее трепыхание под ладонью.

Эта сладкая пытка длится несколько часов… или несколько минут! Время теряет смысл. Всё теряет смысл. Есть только я и она. Она на мне. Я в ней.

Дрожащие бёдра застывают, и Аля пронзительно стонет, туго обхватывая мою плоть, сокращаясь невероятными спазмами, истекая соками. Как же мне нравится! И я, не секунды не колеблясь, тут же отправляюсь вслед за ней.

— Не снимала, значит? — спрашиваю, отдышавшись, перекатывая между пальцами кулон.

— Я же обещала сохранить до нашей встречи, — в её показном равнодушном тоне сокрыто очень много разных эмоций. — А ты?

— Нет, — усмехаюсь я. — Не снимал. Алевтинка, в этом не было смысла, ведь моё сердце — это ты.

— У тебя же были женщины? — осторожно спрашивает она.

— Конечно, случались. Не так, что бы часто, но я дал себе слово, что не стану больше никогда ничего от тебя скрывать. — ну давай, Санёк, не будь тряпкой и просто задай ей этот вопрос! — А у тебя?

— Нет, женщин у меня не было, — вздыхает она и смеётся над выражением моего лица. — У меня был парень. Один. И, наверно, уместно будет сказать, что он есть до сих пор… Я не могу его бросить по телефону. Извини.

Что ж, заслужил. Мерзкое чувство жгучей ревности к какому-то придурку вспыхивает молниеносно, и Аля резко выдыхает, читая всё по моим глазам.

— Он знает, что я никогда никого не любила, кроме тебя. Я всегда была честна с ним. Я вела себя некрасиво, глупо. Держалась за него, чтобы не быть одной. Он же… Он сделал мне предложение, когда я улетала.

Стискиваю руки на её бёдрах, наверняка оставляя отметины. Аля морщится, но не останавливает меня. Вот почему на её пальце было долбанное кольцо! Она приняла его предложение!

— Я не дала ему ответ, — отвечает она на невысказанный вопрос.

— Ты не можешь выйти за него, — твёрдо говорю ей.

Я же просто не позволю! Разве это вообще возможно, чтобы моя девочка пошла за какого-то придурка, которого не любит? Потому что любит она меня. Меня!

— Нет, конечно. Теперь, конечно, нет.

Она целует меня. Нежно, сладко, мягко. Как же я скучал по этим неторопливым минутам наедине с ней!

— И ещё кое-что, Аль. — смотрю в её глаза. — Ты должна вернуть своё имя. Какая ты, к чёрту, Александра? Ты моя Алевтинка, Алечка…