Таких мест в городе несколько. В основном, это — вокзалы. Приезжие еще с поезда не успеют сойти, а им уже предлагают услуги. Правда, часто эти добрые дяди и тети оказываются связанными с криминалом. Заведя квартиросъемщика к себе (или к кому-то — это уж по договоренности), тут же и обирают его до нитки… Хорошо, если хоть здоровье не портят. Но попадаются среди них и нормальные люди, которые действительно хотят сдать комнату или квартиру, без какого-либо злого умысла.

Обследовать вокзалы Пирогов отправился с двумя сотрудниками своего агентства: невысоким крепышом Владимиром Томашевичем и бывшим беспризорником, а ныне юным сыщиком Валькой Первушкиным. Томашевич Первушкина опекал, а тот знал городские вокзалы, как свои пять пальцев.

Сначала они посетили Витебский вокзал, но там их ожидало фиаско. Никто из местных завсегдатаев Краснова не видел.

— Ну что? — с важным видом проговорил юный сыщик. — Какой будет следующий пункт? — И сам же ответил: — Думаю, надо на Московский вокзал податься. Там народу больше всего тусуется, легче затеряться. Если клиент хоть что-то соображает, он туда рванет. А у меня там знакомых полно. Получим информацию в лучшем виде. Если клиент, конечно, там был.

— У меня уже ноги отваливаются, — проворчал Пирогов.

— А все равно ведь поедете! — хитро усмехнулся Валька. — Ради Александры Барсуковой, наверное, стараетесь. Хотите ей материал для «Криминальных хроник» на блюдечке преподнести.

— Валька, замолчи, — лениво осадил Первушкина опекун и наставник. — Вспомни, что на плакате в нашем офисе написано. «Не кусай шефа — он тоже умеет кусаться».

— Хотел бы я на это посмотреть… — засмеялся Валька и увернулся от предполагаемого подзатыльника Томашевича. — Эх, снабдить бы агентуру мобильниками. Вот позвонил бы я Пашке или Карабасу, вопрос бы задал, и ехать никуда не надо.

— Если каждому Карабасу мобильник дать, мы с тобой, Валька, босиком ходить будем, — сказал Томашевич. — А вот чует мое сердце, на Московском вокзале мы что-нибудь словим.

— Если чует, то словим, — солидно подтвердил Первушкин. — Оно тебя еще никогда не подводило. И как это у тебя получается?

— Дар природы, — скромно произнес Томашевич.

— Дар напрасный, дар случайный… — засмеялся Пирогов. — Ладно, поехали.

Но доехать до Московского вокзала им не удалось. Им не удалось даже выехать на Литовский проспект — плотный поток машин безнадежно замер, а водители пребывали в том состоянии, когда ругаться и суетиться уже нет сил. Они стояли возле своих металлических коней, равнодушно втягивали дым и лениво переговаривались между собой. Сыщики вышли из машины и потребовали объяснений у мужика, который, в отличие от большинства мучеников пробки, не курил, а как заведенный тер лобовое стекло своей «шестерки».

— Что случилось, отец? — спросил Пирогов.

— Известно что… — проворчал тот, не прекращая своего занятия. — Террористы. За две недели три раза тут все оцепляли.

— Какие террористы? — удивился Игорь.

— Как всегда, телефонные, — отозвался мужик. — Один звонок — и вокзал закрыт. А заодно все подъезды к нему. И ни вперед, ни назад… Черт знает, что творится, да?

— Накрылась лавочка, — огорчился Первушкин. — Значит, мы никого не найдем.

— Но они должны где-то поблизости быть, — предположил Томашевич. — Не по домам же расползлись. Ведь эта фигня когда-нибудь кончится…

— Ну пошли, поищем, — согласился Валька. — Есть пара норок. А может, все у «стамески»[5]тусуются…

Пирогов дал задний ход и припарковал «БМВ» возле Музея Арктики и Антарктики. К вокзалу сыщики пошли пешком. Оцепление ОМОНа и милиции вокруг вокзала было таким мощным, что создавалось впечатление: к мероприятию привлечены все городские резервы органов правопорядка. У «стамески» собралась целая толпа народа. Большинство с унылым видом сидело на своих чемоданах. По пустой площади бегали дети, родители наблюдали за ними, но о безопасности чад не беспокоились — движение на площади было перекрыто. Среди толпы деловито сновали цыганки с цыганятами, радуясь прибавке клиентов. От них отбивались, но беззлобно — по всей видимости, энергия у людей кончилась гораздо раньше. Все слова были сказаны, когда они поняли, что, возможно, сегодня никуда не уедут. Вокруг валялись жестяные банки и пивные бутылки. Бомжи и старухи не успевали подбирать их. Солнце припекало почти по-летнему, народ пил много, да и делать было больше нечего.

Публика побогаче расползлась по ближайшим кафе и магазинам. На площади, напоминавшей сейчас большой зал ожидания, остались те, кто «попроще».

— Странный у нас народ, — решил пофилософствовать Томашевич, когда сыщики подошли к месту дислокации несчастных жертв чьей-то сволочной шутки. — Сидят, как курочки на жердочке, и готовы терпеливо ждать хоть до посинения. В другой стране давно бы плакаты нарисовали с возмущенными надписями…

— Ну так нарисуй, — усмехнулся Пирогов.

— А мне никуда ехать не надо, — резонно заметил сыщик.

— Ехать не надо, но у тебя на вокзале дело, — возразил Игорь. — Так что давай, организовывай акцию протеста.

— Да ну… — Томашевич поскучнел.

— Вот-вот. Как народ ругать, так каждый горазд. А потом оказывается, что ты сам народ.

За шутливой перебранкой они и не заметили, как Первушкин куда-то исчез. Они пристыженно повертели головами. Пока они разговоры разговаривали, парень уже делом занялся. Надо сказать, бывший беспризорник обладал удивительным свойством мгновенно теряться в толпе. Что, из-за высокого роста, никогда не удавалось Пирогову. У директора агентства было другое свойство — в любой толпе он служил прекрасным ориентиром для коллег.

Он прошелся по площади, подмигнул цыганке так, что у той моментально пропала охота ему гадать, подхватил на руки какого-то карапуза, уткнувшегося с разбегу в его живот, и легонько подбросил вверх, потом протиснулся сквозь толпу юнцов в широких штанах и уперся взглядом в мужика, сидевшего на ступенях «стамески» и читавшего «Спорт-Экспресс».

То, что спортивные новости мужика мало интересуют, Игорь понял сразу. Этот небрежный взгляд, этот неприметный имидж не спутаешь ни с чем. Парень выбирал подходящий объект.

А выбирать, надо заметить, было из кого. На опытный взгляд Пирогова, объектов для особых дел профессионала на площади находилось предостаточно. Понимал это и парень, а поэтому выбирал не торопясь, с чувством, с толком, с расстановкой, возможно даже, слегка расслабившись от теплого солнца и стопроцентной перспективы.

Игорь сел неподалеку, порылся в барсетке, достал записную книжку и начал изучать ее, погрузив в страницы свой знаменитый гоголевский нос. Пару раз он доставал мобильник и делал вид, что никак не может до кого-то дозвониться. Через некоторое время он понял, что его никто уже не видит, в том числе и парень с газетой. Окружающие привыкли к Пирогову, и он для них как бы исчез.