— Какой, спрашиваешь? — засмеялся Семен Михайлович Трофимов. — Донской жеребец, других не держим!

— «Запорожец», что ли? — хозяин «десятки» с удивлением глядел на высокого худого Трофимова. — Как же вы в нем помещаетесь?

— Да привык уже за тридцать-то лет…

— Вашему «запору» тридцать лет? — изумленно переспросил водитель «Волги». — И до сих пор ездит? Да быть такого не может!

— Может, когда у мужика с руками все в порядке! — бойко ответила подвыпившая Прасковья Ивановна. — Как и у меня, между прочим.

— Ну, в этом-то никто не сомневается, — довольно пробормотал ее муж. — Руки у тебя точно золотые!

— Прасковья Ивановна, подождите, пожалуйста! — увидев, что супруги собираются уходить, Феликс вытащил бумажник.

— Это еще зачем? — нахмурился хозяин «донского жеребца».

— Так полагается, не спорьте, — сказала ему девушка в сарафане. — За ребеночка отец всегда должен выкуп платить.

— И вот это возьмите! — парень в шортах сунул в руки Трофимову несколько нераспечатанных бутылок водки. — А то мы тут все сопьемся.

— Вот только жаль, что на память не сфотографировались! — проворчала Прасковья Ивановна. — Ведь рассказать кому, так не поверят.

— Минуточку! — элегантная дама лет сорока из серебристой «мазды» направила на нее объектив «Олимпуса». — Поближе к папаше, пожалуйста…

«Параскева-повитуха» придвинулась к Калязину, и тот положил руку на ее плечо. При этом на глазах счастливого отца выступили слезы.

— Отлично! — воскликнула дама и щелкнула затвором. — А теперь на фоне джипа… Снято! Завтра фотографии будут готовы, позвоните мне, — она подала Прасковье Ивановне визитную карточку.

Шествие четы Трофимовых по мосту сопровождалось аплодисментами. Все уже знали, что эта женщина в спортивном костюме помогла Алене Калязиной разрешиться от бремени.

— Славный у нас народ, — глядя вслед удалявшейся паре, проговорила хозяйка «мазды».

— Только живется ему тяжело, — вздохнул долговязый владелец «десятки», с очевидным интересом посматривавший на даму. — Выпить за здоровье новорожденного не хотите?

— Пожалуй, — она подняла на него подведенные синим глаза.

От восторга долговязый покачнулся, но, тут же восстановив равновесие, стал искать на капоте чистый пластмассовый стакан.

— У меня есть посуда, — сообщила дама. Достав из «мазды» маленькую серебряную флягу, она свинтила с сосуда крышечку размером с наперсток и протянула ее владельцу «десятки»: — Вот сюда, пожалуйста!

Глядя, как она лихо опрокидывает крышечку и закусывает Прасковьиным огурцом, засмеялся даже Феликс. Осознание реальности начинало потихоньку к нему возвращаться…

— Повторить не хотите? — вежливо поинтересовался у хозяйки «мазды» долговязый.

— Нет, — строго сказала она. — Кажется, мы скоро поедем.

Обернувшись назад, водитель «Волги» присвистнул и пошел к своей машине.

— Возьмите меня, пожалуйста, — попросила его ассистентка профессора Спирина. — Вы же хотели… сопровождать.

Сам профессор, устроившись за рулем джипа поудобнее, опустил стекло и позвал Феликса занять пассажирское место.

— А меня кто возьмет? — спросил рыжий врач Службы Спасения, уступая место Калязину.

Несколько человек замахали ему, приглашая в машины. Посмотрев вперед, парень сообразил, что суетящиеся за мостом гибэдэдэшники первым пропускают ряд, выстроившийся на трамвайном пути, и побежал к гостеприимно распахнутой дверце «мазды».

Через несколько минут черный «гранд чероки», наконец, тронулся с места. Затрепетали над крышей голубые воздушные шары, понеслись вслед прощальные сигналы клаксонов…

* * *

При выезде на набережную «Волга» притормозила, пропуская «гранд чероки» вперед. Обливавшийся потом инспектор ГИБДД несколько раз крутанул жезлом перед капотом джипа и, как написано в Правилах дорожного движения, «понятным водителю способом» показал: поезжай быстрее.

Профессор до полу надавил педаль газа и засмеялся:

— Знал бы он, что у меня даже прав водительских с собой нет!

При виде несущегося джипа стоявшие вдоль набережной гибэдэдэшники в парадных рубашках дружно вытягивались и отдавали честь.

Феликс Калязин молча смотрел в окно и ни о чем не думал.

На заднем сиденье спала Алена, придерживая рукой посапывающего сына.