– Кинг.

Я даже бровью не повел, хотя не ожидал. Он был на год взрослее, но нам нравилось, что я играю роль старшего брата.

– Хорошее имя. Если бы Кинг-Конг, было бы хуже. Только почему Кинг, а не Квин? Она американка?

– Китаянка, – сказал он.

– А… – протянул я.

Я так всегда говорю, когда не знаю, что сказать.

– Говорит, что на китайском ее имя означает «темно- синяя».

– А ты ее родителей видел?

– Еще нет, – сказал он. – Почему спрашиваешь?

– Да интересно, – сказал я. – Хотелось бы посмотреть на родителей, которые захотят назвать свою дочь темно-синей.

– Не знаком, – повторил он. – Может, и не познакомлюсь.

Я выпил кофе, налил еще. Утренний кофе меня не только бодрит. После него я чувствую себя человеком.

– Она действительно темно-синяя?

Он не повелся.

– Только глаза.

– А с ума-то почему сходишь?

– Она самый честный человек в мире.

Я не понял. Так ему и сказал.

– И я знаю, что она меня обманывает.

Я заинтересовался:

– Как именно? С другим мужчиной? Или на деньги?

– Да я не понял, – сказал он. – Знаю, что обманывает, но не знаю как.

– Теперь уже я с ума схожу, – произнес я. – Можешь перевести на русский?

– Понимаешь, – заявил он, – она разная.

Я не понял. Чем дальше, тем хуже я его понимал.

– Разная?

– Она то очень нежная и ласковая со мной. То просто отстраненная. Идет рядом или сидит рядом, а меня словно совсем нет. Точно она вообще одна. То поцелует, то отскакивает.

– А чем она занимается?

– Это самое странное, – напрягся он. – Пианистка. Приехала сюда учиться.

– Чего же странного?

– Она однажды петь начала. Так, негромко – мы в кафе сидели, бармен музыку включил. «АВВА» поет, она подпевает. Так у нее вообще слуха нет.

– А что еще? – спросил я.

Он наклонился ко мне, забыв про кофе, про круассан.

– Она очки носит. С диоптриями. У нее, как у меня, минус два. А видит превосходно. Стопроцентное зрение.

– Просто женщина-загадка. Но ты знаешь, мне кажется, в Питере каждая вторая женщина – загадка. Они даже когда в Москву приезжают, не становятся такими, как все.

Брат оставил этот вывод без внимания.

– А однажды ее до дома проводил, дошел до метро – и она мне навстречу выходит. Я стою, ничего не понимаю. Окликнул ее – а она даже не среагировала.

– Может она не странная, а больная? – предположил я. – Это всё объясняет.

– Не хотелось бы, – вздохнул брат.

Теперь я наклонился к нему.

– Влюблен?

Он кивнул.

– А ты ничего не путаешь? Китайцы на одно лицо.

– Что ты, – засмеялся он. – Совершенно разные. Двух китайцев перепутать невозможно.

– Ты, смотрю, знаток, – сказал я едко.

Мы допили кофе.

– И что ты собираешься делать? – задал я вопрос.

Он посмотрел на часы.

– Уже девять. Я ее сейчас из дома заберу и отвезу в консерваторию. Поехали со мной?

– Поехали, – согласился я.

И мы поехали. Долетели на удивление быстро, остановились. Он взял телефон, что-то написал. И через минуту я увидел ее, выходящую из подъезда.

Хорошенькая. Прямые тонкие ноги. Очки. И очень милая улыбка.

– Это мой брат, – представил меня он.

– Очень приятно, – улыбнулась она.

– Мне тоже, – сказал я.

Потом подумал, что племянники с раскосыми глазами – это должно быть интересно.

Я решил быть джентльменом. Вылез с переднего сиденья и настоял, чтобы она уселась туда, поближе к нему. Она улыбнулась, а потом вскрикнула. Когда я задел ее руку своим телефоном. Он лежал в углублении под ручкой коробки передач, я полез за ним…

Стекло было треснуто. Мне было очень неудобно.

– Ну как она тебе? – спросил брат, когда мы ехали назад в отель из консерватории.

– Симпатичная, – сказал я. – Вроде нормальная.

Он улыбнулся.

Мы покатались по городу, потом снова поехали в консерваторию.

– Я ее заберу и мы пообедаем. Она не хотела, но я настоял. Сказал, что хочу ее с тобой познакомить, что для меня это очень важно.

Она вышла села в машину. Но смотрела иначе. И голос был ее и в то же время не ее.

– Что-то случилось? – спросил брат.

– Нет, – отрезала она довольно резко.

Я смотрел на нее и чувствовал, что я тоже схожу с ума. Это была она. И не она. Одновременно.

– Как подготовка к концерту? – спросил брат.

– Нормально.

Мы шли к ресторану, не сумев припарковаться у входа, и я напряженно думал над тем, что не так. Что именно меня беспокоит? Какая-то мысль никак не могла оформиться, а это была важная мысль.

Мы уселись за стол, она молчала. Брат пошел в туалет, официант принес меню.

Она взяла его, открыла, и я вдруг понял, что не так.

– Ноготь, – сказал я, чувствуя себя Шерлоком Холмсом. – Ваш ноготь на большом пальце.

Она посмотрела на руку, не понимая.

– Он у вас целый. А утром я содрал с него лак и оставил царапину сбоку. Допускаю, лак можно было нанести. Но царапину не спрячешь.

Она молчала.

Пришел брат. И что-то понял.

– Что случилось?

– Ты не сходишь с ума, – сказал я.

И спросил ее:

– Как вас зовут?

– Тинг, – сказала она.

– Кинг и Тинг, – повторил я. – Вы сестры?

– Близнецы.

– Почему? – спросил брат. – Зачем?

– Я очень боялась, что ты меня бросишь.

– Глупая!

Мы снова сидели в ресторане. Вечером. Я, он, Кинг и Тинг. Они держались за руки и сияли. Мы тоже сияли, но порознь.

– Я не могла бросить учебу. Хотела, чтобы ты видел меня каждый день. И попросила сестру, она всё равно приехала, чтобы быть рядом со мной. Но у нее есть жених, поэтому она вела себя так сдержанно.

– Можно вопрос? – встрял я. – Где вы так выучили русский?

– У нас русская мама.

Больше у меня вопросов не было. Хотя нет, оставался один.