— Лиля, ты как будто отключилась, — услышала я и обернулась.

— Женя, скажи мне, Горецкий был замешан в чем-то… Даже не противозаконном, а неправильном.

— Все может быть. Но в досье ни слова.

— И Елизарова работала гинекологом, которая делала аборты?

— Ну да, — Женя все еще не понимал, к чему я клоню.

— Точно так же я не вручу никакой женщине абортивного пессария, — процитировала я строки клятвы Гиппократа.

— Твою же… Ты ошибаешься, Лиля.

— Военная присяга, клятва Гиппократа… Дальше сам продолжишь?

— Священник или с обетом безбрачия, или еще с чем, я не разбираюсь в их системе. Хорошо, а Карпов? Он же инженер.

Да, Карпов не вписывался. Вопрос! Почему?

— Он же был женат! — осенило меня. — Тоже нарушение клятвы, если Карпов трахал всех подряд.

— То есть, — Женя, в отличие от меня, был спокоен, — все эти погибшие люди были клятвопреступниками? Лиля, это гипотеза, но отработать ее нереально, потому что она бредовая. Я столько лет в полиции, но мотивы не могут быть такими. Это же…

— Да, бред! — согласилась я. — Но так мы можем всех связать, а самые изощренные маньяки в истории никогда не казались с виду такими. Но отец нам подсказал, от чего отталкиваться.

Женя посмотрел на меня, а потом потянул за руку к себе на колени, спросив:

— Лиль, а как умер Николай Николаевич?

— Нет, — покачала я головой, — не в ту сторону мыслишь. Он умер без чьей-либо помощи. Я видела отчет!

Меня трясло, как будто я не могла согреться, и Женя сказал:

— Пойдем в душ, утром подумаем на свежую голову.

Не думать, просто не думать… Лечь и уснуть.

Я пыталась смыть с себя мысли, стоя под струями воды, но еще больше пыталась согреться, хотя трясло меня скорее не от холода, а от собственной догадки. Она ударила по голове интуитивно, а не была логичной версией. И, возможно, завтра мне это все покажется бредом на фоне пережитого стресса.

Не думать…

Женя был прав. Все завтра.

Выключив воду, я завернулась в полотенце и почти на автопилоте дошла до спальни. На тумбочке все так же лежали таблетки и, закинув одну в рот, я легла на кровать. Не думала, что усну сразу, но сказалась усталость. Я только услышала, как хлопнула дверь ванной, а через минуту рядом со мной лег Женя. Не остался в зале на диване… Кажется, я даже улыбнулась этой мысли сквозь сон.

Рядом с ним было тепло, уютно и… как раньше. Я даже придвинулась ближе, но не рискнула обнять — все-таки рана еще не зажила, хотя в машине нам это не помешало.

Но закон подлости никто не отменял.

Утро началось со звонка Богданова. Я слышала рингтон где-то далеко, то ли в кухне, то ли в коридоре, так что пришлось сползать с кровати.

— Да… — выдохнула я в трубку.

— Доброе утро! А что так невесело? Ночные прогулки сказываются?

Ну вот как? Как его человек мог проследить за нами, если в районе промзоны я не видела ни одной машины?

— Вам чего, Сергей Владленович? — поинтересовалась я.

— Все того же. Только мне кажется, что ты со своим дружком не там ищешь.

А вот сейчас он зря… Я сразу не стала сгоряча бросаться на Богданова, но сейчас самое время.

— У вас, кстати, очень интересные способы предупреждения. Как там говорят? Нож в печень — никто не вечен?

— Это ты про сыщика своего? А не надо было мне угрожать через моего человека.

Не мужики, а одни дети вокруг, причем с раздутым эго. Я у тебя забрал машинку, а ты меня огрел по лбу лопаткой.

— Я найду компромат, — сказала, желая скорее закончить этот разговор.

— Вот этот уверенный тон мне нравится. Звони, когда найдешь.

— Обязательно.

Я повесила трубку и, чертыхнувшись, бросила телефон на стол. Что же такого в тех бумагах? В принципе для меня это вряд ли имеет какое-то значение, но в решении, которое я приняла недавно, теперь точно не сомневалась. Может, это было глупо, но…

— Что случилось? — услышала я за спиной.

— Богданов случился, — ответила, не оборачиваясь.

Я поняла по нашему предыдущему разговору, что Женя о чем-то догадывается. Он всегда так хмурился, когда не верил. И мне не поверил, но не настаивал на ответе.

Снова доверие между нами начинает трещать. Но если я скажу, что хочу сделать с компроматом, то Женя покрутит пальцем у виска и скажет, что это чертовски опасная авантюра.

— Кофе будешь? — спросила я.

— Я сам сделаю, а ты посмотри, что вчера нащелкала.

Кивнув, я устроилась на табуретке и увеличила фотографии. Итак, Рихтер Иван Фридрихович… Дату рождения не разобрать, но год вроде бы девяностый. Очень сложно было читать, и дело даже не в моей камере, а в том, что карта была старой, местами чернила выцвели, а качество бумаги оставляло желать лучшего.

Попробуем дальше. Родственники не указаны — прочерк. Зато есть адрес места прописки. Я пролистала до графы «диагноз» и задумалась. Ну, я понимаю, если бы главврач хранил в сейфе медкарту какого-нибудь маньяка с придуманным диагнозом, который избегал правосудия.

— Чего замолчала? — спросил Женя, присаживаясь напротив.

— Молодой парень с ПТСР, и что?

— С чем?

— Посттравматическое стрессовое расстройство, — пояснила я. — Это…

— Я понял, сталкивался. Если говорить языком простых смертных, а не врачей, то парень пережил какое-то настолько для него травмирующее событие, что на фоне этого свихнулся.

— Грубо, но… Понимаешь, ПТСР может проявляться по-разному, надо попробовать разобрать симптоматику. Только я не понимаю, это ли то, что нам надо.

— Если узнаем, родственники ли они с Викторией Рихтер, то, возможно, найдем связь. Не зря же твой отец интересовался отчетом о ее вскрытии. Или он просто от безделья решил раскрыть все старые дела в городе.

Я сделала глоток кофе и пролистала дальше фотографии. Сейчас меня интересовал не текст, а даты.

— Женя, знаешь, что странно… Лечение прекратилось через месяц после поступления Рихтера в больницу, но выписного эпикриза нет. То есть его или забыли вклеить, или пациента перестали лечить, но не выписали.

— Как интересно получается, — задумался Женя, постукивая двумя пальцами по подбородку. — Звоним патологоанатому, а потом скатаемся по адресу Рихтера. Возможно, кто-то его помнит. А возможно, мы его там и найдем.

Сегодня нам повезло. До Константина Ивановича Женя дозвонился. По телефону только обрисовал ситуацию и спросил, когда удобно будет встретиться. А пока мы все-таки решили съездить на удачу домой к Рихтеру.