Все мы трое, сидевшие под вечер в комнате-душегубке, уже знали, что в данный момент Меванча беззвучно пробирается по балкам над потолком, как летучая мышь, чтобы занять место практически над нашими головами. Сигнал о том, что танцовщица, находившаяся в своей комнате, карабкается наверх, был подан нам мальчиком с хорошим зрением из числа Сангаковых людей, сидевшим на чердаке напротив, шагах в ста от нашей галереи. Причем сам сигнал был вполне в духе этой замечательной осени: три заранее оговоренные ноты на флейте.

С кудрявой головой из варварских стран

Мальчик зеленоокий

В безмолвную ночь на бамбуковой флейте

В башне играет высокой,

— вспомнил я маленький стишок, на примере которого терпеливый Ван обучал меня местным правилам стихосложения.

Наш юный шпион потом очень живо описал виденное: вдруг ему показалось, что танцовщице взбрело в голову повеситься — в ее комнате не было света, но даже в сумраке можно было рассмотреть, как ее ноги в длинных темных шароварах в какой-то момент повисли в воздухе. Но они тут же аккуратно поднялись вверх и исчезли. Шпион — малолетка долго не мог прийти в себя от изумления.

Реплики у всех нас, троих, были хорошо отрепетированы. Мы начали, давая Меванче время устроиться на балке, со скучного разговора о товарах и ценах. Затем я строго вопросил у Юкука, что нового он узнал про подготовку к Западному походу.

— «Дядюшки из Янчжоу» докладывают, что доверенные лица в канцелярии премьера уже закончили составление списка врагов Ян Гочжуна, которых надо записать в эту армию на как можно более почетные должности, — необычайно отчетливо выговорил тот, напрягая сиплую глотку.

— Ну, мы об этом братцу Аню, пожалуй, не напишем, — отвечал я. — Сначала я хочу получить список. Юкук, все твои усилия должны быть сосредоточены в этом направлении.

— Премьер хочет, чтобы все его враги объединились в одной армии? А если эта армия вернется с победой? — сыграл свое вступление Сангак.

— В том-то и дело, что такую армию премьер постарается подвести под верную гибель, — вздохнул я. — И об этом рано или поздно мне надо бы написать тому же Ань Лушаню. Вот только эта светлоглазая лиса мне не поверит, так что писать, пожалуй, бесполезно. Он ведь хорошо знает, что нам там, у стен Самарканда, его армия никоим образом не нужна. Так что если я опять скажу ему, чтобы он не соглашался на эту авантюру и искал способы отказаться от назначения, то веры мне будет мало. А пока что… пока что, Юкук, придется мне попросить брата связаться с двором халифа. Я все же хочу попытаться договориться с Ань Лушанем о том, чтобы армия его при переходе границы Согда целиком перешла к ним на службу. Но эта переписка займет время. И немалое. А может, они ответят, что полководца-то они приютят, но придется сначала его армию постепенно разорвать на части и разбить их поодиночке, — я не могу командовать халифатом, могу только убеждать. И об этом братцу Аню писать тоже рано.

Пусть думает, что дела его не так плохи, как на самом деле. А напишу я, наверное, следующее…

И далее я вкратце изложил письмо, которое уже к тому моменту было написано и подвергнуто цензуре господина Чжоу, и передано, как я и ожидал, в его же руки для отправки.

Но вообще-то особых добавок и поправок в это письмо, к моему удивлению, Чжоу вносить не стал.

Об этой и других странностях в поведении Чжоу я задумался всерьез гораздо позже. А в тот момент я лишь думал о спектакле для «ведьмы Чжао».

Который удался блестяще. Следовало ожидать, что наутро слухи о ведьме Чжао, прыгающей по крышам, должны были распространиться по столице с новой силой. Двое из многочисленной группы наблюдателей, расставленных этим вечером вокруг нашего подворья, сообщили о жутком зрелище: серой тени, которая буквально из ничего возникла на крыше среди темноты. А затем страшная старуха с развевающимися седыми волосами, то прижимаясь к крыше, то делая по ней ловкие скачки, то беззвучно спрыгивая в темных углах на землю, проделала очень короткий путь — ей не потребовалось даже выходить за пределы окруженного, как и все кварталы, внешней стеной Восточного рынка.

— Кто? — нетерпеливо спросил я Сангака. — Куда она направлялась?

— К Ношфарну, — доложил тот. — На их подворье в дальнем конце рынка… Провела там целую стражу и так же, по крышам, вернулась. Она как раз сказала мне перед этим, что у нее разболелась голова и что ей надо полежать одной, — бесстрастно добавил он.

Отлично, значит, самаркандский торговый дом Ношфарна — не просто наш конкурент в столице и не просто один из согдийских домов, торгующих с братцем Анем. Ах, если бы составить полный их списочек, подумал я.

А Чжоу… все-таки странной была наша встреча после моего возвращения.

Сам разговор о том, что я увидел в ставке полководца и о чем говорил с ним, был на удивление короток. Чжоу, к моему удивлению, почти не задавал мне дополнительных вопросов.

Зачем в таком случае он отправлял меня к Ань Лушаню, да еще с такой поспешностью? — мелькнула у меня в голове мысль.

Так же спокойно, как должное, воспринял он и мой доклад о том, что полководец просил меня писать ему письма.

— Ну, конечно, пишите. Вот приходите сюда, и я вам помогу и написать, и отправить, — отечески, но как-то чересчур снисходительно заявил он. — А пока что… Да садитесь и напишите все, как есть. Пусть он знает, зачем и кому нужен этот поход. Ведь нам с вами он не нравится, правильно? Мы ведь хотим, чтобы его не было?…

Далее. Если при первой нашей беседе с господином Чжоу в его доме-канцелярии мы с ним не сводили друг с друга глаз, вокруг стояла мертвая напряженная тишина и не было видно практически ни одного человека, на в этот раз его дважды отвлекали, шепча что-то на ухо, офицеры в малиновых мундирах, один ханец и один тюрок.

— Вы, наверное, слышали о «малиновых барсах», — лукаво сощурил свои черные глаза Чжоу. — Вот теперь вы их видите.

— Малиновые куртки с вышитым на них зверем сохранились с времен императрицы У. Солдаты и офицеры из числа «барсов» считаются большими мастерами по части… наших с вами, цзиныпи Чжоу, дел. О «барсах» ходят легенды.

Чжоу показал свои лошадиные зубы и вежливо пошипел сквозь них, выражая уважение к моим познаниям.

В общем, у меня в какой-то момент возникло ощущение, что я действительно в гостях, и более того — говорить больше не о чем и пора вежливо откланяться.

И тут Чжоу, вместо того, чтобы отправить меня писать письмо, вздохнул, отодвинул кисти и бумаги и доверительно наклонился ко мне:

— Господин Маниах, я все хотел спросить вас… Столько дел, и так мало времени, чтобы понять, что творится на Западе… Ведь вы бывали в столице императоров Бизанта, в городе на соленой воде?

— В городе Константина? Бывал, бывал, хотя очень давно.

— Так вот, господин Маниах. Мы все знаем, что мир объединяет одна большая дорога между нашей столицей и столицей Бизанта. — Он показал два пальца, чуть разведенных в стороны. — Великий Путь. Полгода быстрой езды. И много, много городов и царств на этой дороге. А что там, дальше, господин Маниах?