— Вот только обогнем Вандименову землю и завалимся отсыпаться аж до самого Порт-Жаксона, — с готовностью поддержал друга Андрей Петрович.

— А отметить появление земли? — отшатнувшись, недоуменно посмотрел на него капитан.

— Это само собой! — рассмеялся тот.

* * *

В полдень уже вся команда была на верхней палубе. И только моряк, долгие месяцы оторванный от земли, может понять нетерпение людей вновь ступить на нее, и если даже не ступить, то хотя бы увидеть, пусть и издалека. Это так. Но на палубе шлюпа были не просто люди, надолго оторванные от земли, а те, кто тяжким своим трудом преодолевали, казалось, бесконечные льды в стужу, леденящую руки, в снег, слепящий глаза, во мраке полярных ночей, иногда освещаемых огненными сполохами южного полярного сияния, в бури, грозящие гибелью… Нет, это были моряки уже другой, особой закалки, это были мореплаватели с большой буквы.

И Беллинсгаузен, их капитан, с высоты мостика смотрел на них, помня не только тревогу в их глазах во время бури в кубрике, но и их отвагу на верхушках мачт, когда они брали рифы на обледенелых парусах в жестокие штормы, раскачиваясь над гибельной бушующей бездной. Он гордился ими.

Потому и не удивлялся, когда они все чаще и чаще поглядывали вверх, на салинг, где впередсмотрящий вглядывался в горизонт по курсу судна, всем своим существом желая, как и они, поскорее увидеть землю.

Наконец в начале третьего часа пополудни с салинга раздался долгожданный крик:

— Виден берег!

«Виден берег», — повторял вахтенный лейтенант; «виден берег», — повторяли все, и лицо каждого светилось радостью. Скоро, очень скоро они наконец-то вдохнут неповторимый запах земли, напоенный ароматом лесов и растений.

Это была южная оконечность Вандименовой земли, большого острова, отделенного от южного побережья Новой Голландии широким проливом. И только на третий день утром увидели к западу берег Новой Голландии.

* * *

Наступило маловетрие при относительно теплой погоде. Шлюп шел в виду высоких гор Нового Южного Уэльса.

«Эти горы представлялись всем чудесным зрелищем после столь продолжительного видения однообразного горизонта, на котором были разбросаны лишь льды и айсберги, омываемые свирепыми волнами, и где только малые буревестники, рассекая воздух, ищут себе пропитание».

«В той мрачной суровой стране кажется, что сердце человеческое охладевает, и люди становятся хмурыми, задумчивыми и некоторым образом даже суровыми, ко всему равнодушными, и, наоборот, под чистым небом и благотворным влиянием все оживляющего дневного светила, взирая на разнообразные красоты природы, наслаждаются ее дарами и в полной мере оценивают их значение для человека», — записывал свои впечатления Андрей Петрович, боясь, что время сотрет из памяти их свежесть.

Матросы занимались уборкой палуб и помещений, готовясь встретить праздник Пасхи. Приятная погода оживила всех, лица светились радостью, и трудно было представить, что только несколько дней тому назад никто не выходил наверх без надобности: тогда термометр в самый полдень показывал не более восьми градусов тепла. После столь долговременной мокроты от снега, дождей, изморози, туманов и всего прочего матросы с особым удовольствием занимались хозяйственными делами, которые в былые времена особого восторга у них не вызывали.

В первый день праздника Пасхи все оделись в чистое праздничное платье и по обыкновению соотечественников отслужили заутреню и все молитвы. Матросы разговлялись куличами.

— Назавтра будем в Порт-Жаксоне, Андрюша! — с радостью предупредил Фаддей Фаддеевич.

— Дай-то бог! — заулыбался тот.

Но Бог не дал. Ветер стих, а потом задул от севера противный.

* * *

Только на третьи сутки подошли к Порт-Жаксону, где на шлюпке по вызову с «Востока» их поджидал лоцман.

— Шлюп «Мирный» уже на рейде? — сразу же спросил Беллинсгаузен, как только тот поднялся на мостик.

— Нет, сэр, он еще не приходил, но два других русских шлюпа — «Открытие» и «Благонамеренный», которыми начальствовал капитан Васильев, уже недели с три тому назад отправились на Камчатку.

Беллинсгаузен недоумевал.

— Странно. Ведь «Мирному» путь предстоял большею частью вне льдов и с меньшими опасностями, нежели наш. Стало быть, надлежало бы ему прибыть сюда прежде нас, — несколько расстроенно посмотрел он на Андрея Петровича.

— Может, задержался ненадолго у какого-нибудь открытого им острова? — предположил тот, а про себя подумал: «Потому-то ты так и расстроился, дорогой Фаддей».

Фаддей Фаддеевич еще раз быстро глянул на него и задумался. А затем как-то неопределенно усмехнулся.

— Навряд ли. Сдается мне, Андрюша, что Михаил Петрович в ночное время при бурных погодах приводил шлюп чаще к ветру из предосторожности, дабы не пройти какой-либо еще неизвестный берег. Это как-то больше похоже на него. Не правда ли?

— Кто о чем, Фаддей, а ты все о том же… — улыбнулся Андрей Петрович.

— Да ну тебя. Тоже мне, друг называется! — не на шутку обиделся Фаддей Фаддеевич. — Я, что ли, виноват, что твой ненаглядный Лазарев дороже тебе, чем я.

— Ну не дуйся, Фаддей, прошу тебя, — обнял Андрей Петрович друга. — Ты же прекрасно знаешь, что теперь дороже тебя у меня никого нет на всем белом свете, не считая, конечно, матушки.

— Почему вдруг «теперь»? — насторожился тот.

— Потому «теперь», что больше нет батюшки, Фаддей, — тихо сказал Андрей Петрович.

— Извини, Андрюша, не подумал, — Фаддей Фаддеевич сжал в своих руках ладони друга. — Еще раз извини, дорогой ты мой…

* * *

На полпути от входа в залив с моря до Порт-Жаксона «Восток» любезно встретил капитан порта Пайпер и предложил стать на якорь на рейде напротив самого города. Что было и исполнено, пробыв 131 день под парусами со времени выхода из Рио-де-Жанейро. Это якорное место было тем более приятно, что все иностранные суда должны становиться на якоря в так называемой Нейтральной бухте, где уже стояли два судна французского флота, посланные их правительством для проведения различных исследований и, возможно, открытий неизвестных доселе земель.

На рейде Порт-Жаксона стоял сорокапушечный английский транспорт «Коромандель» под командой штурмана королевской службы Доуни, который привез очередную партию ссыльных из Англии для заселения Новой Голландии. На обратном пути в Европу он должен был взять в Новой Зеландии лес, пригодный на стеньги строящихся 74-пушечных линейных кораблей. Другой такой же транспорт незадолго до прихода «Востока» уже отправился туда же. Здесь же был военный тендер «Мермейд» под начальством лейтенанта Кинга, который описывал берега северной части Новой Голландии, и в скором времени должен был отправиться туда же для завершения описи. Кроме этих судов в гавани находилось еще двенадцать купеческих, большей частью прибывших из Индии и Китая, по причине чего лавки в Порт-Жаксоне наполнились экзотическими товарами этих стран.