– Потому что Элси мне об этом сказала, – ответила Джорджетт. – И потому что вы сами мне об этом сообщили утром, в гостинице. – Она остановилась и повернула перстень на пальце так, чтобы он увидел печатку. – И еще – вот поэтому.

Она ничего не сказала о церемонии, и Джеймс это заметил. Тут он взглянул на перстень – и обмер. У нее на пальце было его кольцо. Вернее – фамильная драгоценность рода Килмарти. Олень в золотой оправе словно подмигивал ему.

О черт! Он не носил его на пальце, только в кармане. Снял его и не надевал с тех пор, как одиннадцать лет назад порвал все связи с родственниками. Да, он считал разрыв окончательным, но кольцо зачем-то продолжал носить с собой. Но как оно у нее оказалось? Ему вспомнились слова Камерона, заверявшего его, что никаких документов они не подписывали и кольцами не обменивались. Но кольцо на ее пальце свидетельствовало об обратном.

Джеймс провел ладонью по волосам и поморщился от боли, задев свежие швы.

– Я не думаю, что мы женаты, – сказал он без особой уверенности. – Но сомнения все же есть, раз у вас мое кольцо.

Конечно, она могла и его украсть. Жаль, что память его подводила. Некоторые события прошедшей ночи так и остались в тумане. Как, например, таинственное исчезновение его коня. И, конечно же, оставался открытым вопрос о том, зачем он вообще столь необдуманно рисковал своей репутацией.

– Я не помню ничего из того, что было ночью, – призналась Джорджетт. – Все мои заключения основываются на том, что сообщили мне Элси и мистер Макрори… – Она с удрученным видом развела руками и добавила: – Я пыталась вас найти для того, чтобы выяснить, что произошло, и разрешить связанные с этим вопросы, но я никак не ожидала, что вы тоже ничего не помните.

Джеймс целиком сосредоточился на дыхании, а именно – на процессах, происходивших в грудной клетке. Это было необходимо, потому что нижняя часть его тела проявляла слишком живой интерес к обольстительной воровке. Все то время, пока Джеймс пытался ее отыскать, он думал о ней как о коварной соблазнительнице. Но она оказалась еще более очаровательной… и совершенно беззащитной, как ни странно. К тому же интуиция, отточенная годами профессиональной практики, подсказывала ему, что она говорила правду.

– Все это вы можете объяснить мировому судье, – сказал Джеймс, жестом приглашая ее продолжить путь. Увы, он вдруг почувствовал, что убежденности в своей правоте у него уже не было.

– Судье магистрата? – пролепетала леди Торолд. – Уверяю вас, в этом нет необходимости.

– Уверяю вас, есть. – У Джеймса накопилось немало вопросов к Камерону. Например, как вышло, что на пальце у этой женщины оказалось его кольцо, если церемония не была настоящей. – И я не советую лгать ему, а не то он обвинит вас в лжесвидетельстве, в добавление ко всем прочим вашим преступлениям.

– Я не лгу! – воскликнула Джорджетт, лихорадочно озираясь, словно искала того, кто мог бы подтвердить ее правоту. Но на улице по-прежнему не было никого, кроме них двоих. Здесь, в отличие от центра города, откуда доносились всевозможные шумы, было пустынно. – Если у вас пропал кошелек, то его либо украл кто-то другой, либо вы плохо искали. У меня нет нужды красть ни у вас, ни у любого другого, – добавила она с возмущением.

Джеймс молчал. Он понимал, что оказался в весьма неприятном положении. Эта женщина заставила его усомниться в том, что он поступал правильно. Более того, его решимость довести дело до суда, заставить ее ответить за содеянное по закону стремительно таяла.

– Пятьдесят фунтов… – сообщил он со вздохом. – Такая сумма была у меня в кошельке. – Он с трудом верил в то, что намеревался сказать, но все же произнес: – Если вы можете возместить мне утраченные деньги, я сниму с вас обвинения. – И примирительно поднял руки. – В Мореге очень милая тюрьма. Окон нет, зато мышей и крыс – хоть отбавляй.

Джорджетт в изумлении открыла рот. Джеймса же обжигал стыд. Да, конечно, пятьдесят фунтов – большие деньги, но угрожать женщине ужасами тюремного заключения не слишком галантно.

И тут она вдруг рассмеялась.

– Что вас так позабавило? – Джеймс чувствовал себя одураченным. Гнев ударил ему в голову. – Вам ведь предъявлено серьезное обвинение, а я – хоть и не знаю, что на меня нашло, – только что предложил вам способ уйти от наказания.

– Вы думаете, у меня есть нужда красть кошелек с жалкими пятьюдесятью фунтами? – Джорджетт давилась от смеха. – Я дам вам сотню! Нет, две сотни! Как возмещение за все те неудобства, что я вам причинила.

– Я не верю, что у вас есть сто фунтов, – медленно проговорил Джеймс. Он чувствовал себя так, словно земля уходила у него из-под ног.

– Двести, – упрямо повторила она. – Но при одном условии. Наш брак будет аннулирован. И вы больше никогда меня не побеспокоите.

Господи, что за наваждение?! Эта женщина не просто не хотела быть его женой, но еще и деньги предлагала, чтобы от него откупиться. Джеймс задыхался; он чувствовал себя так, словно его ударили под дых.

– Вы пытаетесь меня подкупить? – спросил он, тяжело дыша. Воспоминания о другой женщине захлестнули его жаркой волной боли, но он тут же отбросил эти мысли. – Так знайте: я не тот, за кого вы меня принимаете!

– Пусть это будет подарок… Или плата за услуги. Называйте это так, как вам будет угодно.

Да уж, подарочек. Хотя плата за услуги – что ж, такое вполне возможно. Ведь кое-какую услугу он, судя по всему, ей все-таки оказал.

– Я не принимаю взяток, леди Торолд, – сообщил он, судорожно сглотнув. – И не могу гарантировать вам свое согласие на признание брака недействительным. – Джеймс быстрым шагом направился в сторону центра города.

– Но почему?

В голосе ее был страх, и этот факт заставил Джеймса замедлить шаги. Бросив на Джорджетт косой взгляд, он пробурчал:

– Потому что мы не женаты.

Она обогнала его и преградила ему дорогу.

– Вы точно это знаете? – спросила она звенящим от волнения голосом.

В том-то и состояла суть проблемы. Продолжая утверждать, что они не женаты, Джеймс совершенно не был в этом уверен. Слишком много темного и неясного было в том, что происходило накануне…

Она ткнула его в грудь пальцем и, вся дрожа от гнева, прокричала:

– Вы тут стоите передо мной, фонтанируя идеями, строите всяческие предположения о том, что могло случиться с вашим чертовым кошельком, и о том, женаты мы или нет. Но при этом помните вы ничуть не больше, чем я! Это же ясно как день!

Крик ее заставил Джеймса задуматься. Что ж, пожалуй, она была права. Не в его правилах делать скороспелые выводы. Но пусть и она пошевелит мозгами.

– Если вы не брали мой кошелек, – медленно проговорил он, – то где же он?..

– Скорее всего, лежит на тумбочке в гостиничном номере – там, где вы его и оставили.

Джеймс мысленно обвел взглядом комнату, которую увидел при пробуждении. Там действительно была тумбочка – он ее помнил, как помнил и то, что кошелька на ней не нашлось. Но, может, остались какие-то другие места, куда он не потрудился заглянуть? Он смотрел в шкафу, но не под ним. И теперь ему вспомнился еще один шкафчик, под умывальником. Туда он тоже не заглядывал. Сомнения обуревали его. Внезапно ему захотелось расстегнуть воротник, потому что стало трудно дышать.