– Тебе нравится?

– Э-э-э… Как услышала, так и…

Катя смотрела восторженно, явно ожидая продолжения. Тамара с трудом улыбнулась и прошипела:

– Решила – судьба.

– Правда?!

– Конечно. Ведь сама говоришь – он спас меня. Куда ж деваться?

– И он не женат?

– Н-нет.

– Прямо как в сказке, – мечтательно выдохнула Катя.

– Ага. Как в ней самой.

Тамара от злости так прикусила нижнюю губу, что почувствовала солоноватый привкус крови. Катя сияла от счастья за подругу.

Разочаровывать новую знакомую не хотелось, и Тамара улыбнулась еще шире. Ее готовность хоть сию же секунду связать свою жизнь с обладателем редчайшего имени заметил бы и слепой.

Тамара старательно держала слово!

Скрежет зубов «счастливой» невесты слышали и в далекой Кении.

Катя коснулась ее влажных волос и заботливо предложила принести платок, его тоже сунул в рюкзак папа. Так, на всякий случай.

Катя застенчиво пояснила: отец не признает никаких бейсболок. Для женщин. Он вообще-то верующий. Не фанатик, но…

Тамара собиралась отказаться. Но бросила ненавидящий взгляд на каменную спину бородача и согласилась. Она вовсе не собиралась радовать «жениха» своей чистенькой физиономией!

«Ну и дура же я, что умылась, – раздраженно размышляла Тамара. – Ведь Аким мог бы заметить разницу между мной – гадким, грязным, тощим чучелом и полненькой, ясноглазой, хорошенькой Катькой. Глядишь, сам бы меня шуганул – на что ему такая уродина?»

– Смотри, какой цветастый. – Катя развернула перед ней большой старинный платок с кистями и смущенно сообщила: – Еще бабушкин. Давай помогу повязать?

– Спасибо, сама справлюсь.

Тамара отобрала платок и удивленно хмыкнула: ткань очень тонкая, а на ощупь как шерстяная. А уж расписан…

Пышные красные розы в сгустившихся сумерках казались странно живыми, многочисленные листья беспорядочно разбросаны по золотистому полю. Старые – кожистые и зеленые, а молоденькие – нежно-салатные, с вишневым кантом, зубчатые, просвечивающиеся насквозь.

– Здорово в старину делали, – пробормотала она.

– Бабушка говорила – ручная работа, – польщенно заметила Катя. И ахнула, глядя, как неумело, почти ожесточенно заматывает голову новая подруга.

Тамара поправила «козырек» над лицом и довольно фыркнула: наверняка она сейчас смотрится древней бабкой у церковной паперти. Глаз и тех не видно.

Пусть Аким подавится!

Тамара сурово взглянула на Катю, и та не решила снова предложить свою помощь. Лишь вздохнула удрученно, рассматривая невнятный пестрый узел вместо пышноволосой головы.

Тамара вообще выглядела странно. Старый мужской свитер, длинный, вытянутый от частых стирок, рукава свисают почти до колен. И вместо хорошенького веснушчатого личика – темная яма, даже глаз не разглядеть.

– Лечь, что ли, пойти? – прошептала Катя, жалея, что предложила платок. – А то с рассветом выходить…

– С рассветом! – возмутилась Тамара. – Сейчас же белые ночи, какой рассвет?

И девушки дружно вздохнули: хороши «белые ночи», в двух шагах ничего не видно, темень, словно осенью. Еще и туман!

– Тогда посуду помою, – Катя кивнула на горку мисок.

– Я к костру сбегаю, замерзла что-то, – Тамара зябко поежилась.

Доверчивая Катя поверила. Ахнула и заторопила подругу, ругая себя: сейчас же не день, а Тамара только что из воды. Да и в болоте, Аким рассказывал, по самую шею бог знает сколько просидела.

Хоть бы не простыла!

***

Тамара на цыпочках подходила к огню, стараясь держаться за спинами, вне зоны видимости. Ей до смерти хотелось услышать, о чем Саша беседует с Акимом. Они такие разные, что между ними может быть общего?

Особенно Тамару волновал Сашин смех. Она очень надеялась, что к ней он не имеет никакого отношения.

Тамаре не повезло. Бессовестный Крыс – а ведь только что спал без задних ног у костра – вдруг поднял голову и сонно пошлепал хвостом по траве, приветствуя любимую хозяйку. Естественно, Аким с Сашей тут же обернулись.

Тамара зашипела от досады и топнула ногой. Уставший Крыс снова уронил голову и звучно всхрапнул. Саша странно подрагивающим голосом воскликнул:

– Это вы, Тамара? Присаживайтесь с нами.

Аким оставил кружку с чаем. Отмахнулся веткой от комаров и снова опустил на лицо сетку. Саша с сочувствием заметил:

– Зря ты отказываешься от лосьона.

– Не терплю химии, – буркнул Аким.

Тамара присела подальше от огня, но Акиму это не понравилось. Он хлопнул по бревну рядом с собой и почти приказал:

– Сидай тут. Хочу глянуть, че ты в речке намыла. А то в женки беру, а личины не видел, не дело.

Тамара стиснула зубы и не двинулась с места. Катя весело – она принесла чистую посуду – заявила:

– Не волнуйтесь, Аким, личина премиленькая!

– Да-а? – недоверчиво протянул бородач. – А че ж таку красу ховает? Ишь, тряпок намотала, и глаз не углядеть, одни энти… веснушки светятся.

Катя фыркнула. Саша зашелся в кашле. Тамара неожиданно для себя разъяренно крикнула:

– Врешь ты все! Их тоже не видно!

– Эт тебе не видно, – пренебрежительно отмахнулся бородач. – А я исчо там отметил, когда ты голову из трясины вытянула: рябая ты, девка, как перепелиное яичко, и весь сказ.

– Я – рябая?!

– Ага. Потому и тряпку вокруг головенки намотала. Стесняешься, ежу понятно.

– У нее просто волосы мокрые, – вмешалась Катя.

– И волосья ейные я видал, – хохотнул Аким. – Правильно она их спрятала, раз замуж невтерпеж.

– Что?! Мне – невтерпеж?!

– Не мне ж.

– Ах ты… ты… да я…

Тамара вскочила, не в силах вымолвить слова. Лишь немо разевала рот, рыба рыбой. Наконец с трудом сорвала платок с головы – слишком длинные рукава мешали – и просипела, не помня себя от злости:

– Нормальные у меня волосы, понял?!

Крыс поднял голову и жалобно заскулил. Тамара топнула ногой и взвизгнула:

– И не рябая я!!!

Саша упал с бревна, но подниматься не стал. Лежал и тихо стонал, держась обеими руками за живот. Катя испуганно смотрела на подругу: она в жизни не видела такой ярости. Крыс предусмотрительно отполз в сторону: подальше от хозяйского гнева.

Аким подошел к трясущейся от нестерпимой злости Тамаре, развернул ее лицом к костру – Тамара мгновенно ослепла от яркого света. Провел рукой по еще влажным волосам и хмыкнул. Потом приподнял за подбородок Тамарино лицо и задумчиво пробормотал: