— А еще меня всегда занимал вопрос: почему покойный император пожелал избавиться от гильдии теней? Зачем сам сломал верно служивший клинок? — все так же задумчиво продолжил Такеши. — Возможно, его навели на эту мысль? Обманули, убедили, что гильдия представляет опасность. Возможно, это кто-то, стоящий сейчас у власти.

Лицо синоби стало застывшей маской, в глазах вспыхнуло серое пламя.

— Император в ответе за свои решения, — очень четко выговорил он.

— Безусловно. Но в ответе ли его потомки?

— Последний Риндзин умер шестнадцать лет назад.

— А если это не так? — небрежно спросил Такеши, подливая гостю еще чая. — Если есть один… выживший. И в обмен на помощь он готов предложить возрождение гильдии. Снова почет, уважение, служба на благо государства и императора вместо жалкого существования в тени…

Он разливался соловьем, живописуя перспективы и давая обещания с таким видом, словно Миако Риндзин лично велела участвовать ему в переговорах. В красках рисовал блистательное будущее, вдохновенно врал и убеждал, — что угодно, лишь бы склонить посетителя на свою сторону.

Такеши Кудо отчаянно нуждался в союзниках.

Божественное право на престол — это хорошо, но лучше, когда оно опирается на силу клинков. Принцессе Риндзин нужна поддержка.

Есть, конечно, даймё Эссо. Он стал бы идеальным союзником, но тануки утверждал, что Такухати — насильник, держащий будущую императрицу в неволе. Косвенные свидетельства, которыми располагал господин Кудо, никак не противоречили словам оборотня, скорее напротив. Марионетка на троне и одержимый ее телом сумасшедший насильник у власти никак не вписывались в желанную картину сильной и свободной Оясимы.

Значит, необходимо искать иной путь. У синоби должны быть доказательства причастности Ясукаты к заговору, не зря же сёгун так одержимо охотился на бывших союзников. Обнародовать их, получить поддержку народа и армии…

— Нет! — резко обрубил гость.

— Ради Оясимы. И ради своего клана. Неужели ты хочешь, чтобы твои родные прозябали в безвестности, а секреты гильдии навсегда позабылись?

— Если твоему господину есть что предложить синоби, пусть сделает это лично.

Только этого не хватало!

— Это не обязательно, я могу дать любые гаран…

Мужчина залпом допил содержимое чашки и встал.

— Спасибо за чай, Такеши Кудо. Все долги смыты кровью, синоби не станут больше мстить. Но я не буду рисковать жизнью ради того, чтобы трусливое отродье дракона, которое боится взглянуть мне в глаза, пришло к власти.

Он шагнул в угол и растворился в тени.

— Дайхиро хоть верните! — с досадой пробурчал Такеши, оставшись в одиночестве. — Он мне еще нужен.

Акио не было уже пять дней.

Пять дней и четыре ночи в одиночестве на их общем ложе.

С его отъездом в жизни образовалась пустота. Нет, Мии было чем заняться, она больше не чувствовала себя лишней и ненужной. Изучая науки под руководством Юшенга, девушка обнаружила, что как-то незаметно стала не просто секретарем, но представителем Акио. Именно к ней с поклонами шли люди, боявшиеся тревожить сурового даймё напрямую.

Поначалу Мия стеснялась и отнекивалась. Да, раньше она порой принимала прошения вместо своего господина и даже, с его дозволения, решала несложные вопросы. Но Акио всегда был рядом — подсказывал, одобрял, контролировал ее решения, и это придавало девушке уверенности.

Решать что-то в одиночку? Да вы смеетесь! Подождите немного, даймё скоро вернется.

А просители все шли и шли. С судебными тяжбами, жалобами на произвол чиновников и самураев. За каждым человеком стояла история, полная отчаяния. Каждый обращался к ней в поисках высшей справедливости, смотрел на нее, как на свою последнюю надежду.

«Опомнитесь! — хотела крикнуть им Мия. — Мне всего шестнадцать, я — бывшая гейша. Что я могу решить?»

Но она могла. И отказывать в просьбах о помощи было слишком жестоко. И она стискивала зубы, потела от ужаса, понимая, какую ответственность за чужие жизни берет на себя, но решала.

Вершить судьбы людей — тяжелая ноша.

«Зачем все это? Неужели вам мало Эссо?»

«Потому, что я могу».

Кажется, она начинала лучше понимать своего господина.

Судить и решать за других было страшно, но втройне страшнее было ошибиться. И Мия благословляла мысленно уроки Юшенга — они давали хоть какой-то ориентир в безбрежном море ответственности. И трижды благословляла самого хранителя знаний. Его помощь и советы были бесценны, а глаза умели видеть незримое, сокрытое в других людях.

Она справлялась. Трусила, часами раздумывала, прежде чем принять то или иное решение, трижды перепроверяла все сведения, но делала. И у нее получалось.

И все равно ей отчаянно не хватало Акио.

Его близости, ласк ночью, скупых и резких приказов днем. Как бы Мии хотелось, чтобы он был рядом, видел ее успехи, направлял, поддерживал, оберегал…

Вечером совершенно измученная девушка валилась на кровать, но сон не шел. Здесь, где они столько раз любили друг друга, одиночество ощущалось особенно болезненно. Ее тело жаждало прикосновений. Раствориться в ласках желанного и близкого мужчины, отдаться ему, забыться. В полусне она протягивала руку к другому краю кровати, но встречала пустоту.

Когда вечером пятого дня Мия оторвалась от бесконечных бумаг, распрямила ноющую спину и заметила в темнеющем небе алую точку, ее сердце сначала остановилось, а потом застучало в суматошном радостном ритме. Выронив стопку свитков, девушка бросилась вниз по ступеням во двор.

Лишь на первом этаже она немного пришла в себя и сбавила шаг. Рядом суетились всполошенные внезапным возвращением господина слуги.

Во двор Мия вышла степенно, как и полагается наложнице даймё. Встала поодаль от выстроившейся челяди и тоже запрокинула лицо к небесам, наблюдая, как гигантская огненная птица медленно снижается.

Сорваться бы, подбежать к седоку, повиснуть на шее…

Нельзя!

Что дозволено ребенку, не дозволено взрослой женщине.

Акио спешился, раздраженно отмахнулся от подбежавших слуг и советников и огляделся, выискивая кого-то в толпе. Сердце пропустило удар. Мия вдруг вспомнила, что на ней самое простое кимоно, да и волосы уложены довольно небрежно — не было ни времени, ни повода прихорашиваться.

Но тут взгляд Акио остановился на ней, и все стало неважным. Потому что под его взглядом Мия ощутила себя самой красивой и желанной женщиной в мире. Стало жарко, голоса людей рядом слились в неясный гул. Задыхаясь от счастья, Мия шагнула навстречу своему даймё и господину. Больше всего ей хотелось сейчас прикоснуться к нему, обнять, прижаться щекой к щеке.