Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Успокойся, Эдриан", — огрызнулась Брук. "Сейчас ты ничего не можешь с этим поделать".
"Мне кажется, ты считаешь само собой разумеющимся, что я могу использовать свои ресурсы, Вествуд", — сказал я низким голосом. "Я могу узнать, где находится твое общежитие, и приехать к ней сама. Я слышал, у папы есть долги, которые ему нужно оплатить".
"Если ты попробуешь это сделать, я отчислю тебя так быстро, что ты и не заметишь, что произошло. В отличие от той потасовки, в которую ты ввязался прошлой ночью".
Наступила короткая пауза, затем…
"Адриан?"
"Сиенна?"
"Адриан, — пробормотала она, — я поговорю с тобой, но мне нужен вечер, чтобы обдумать все, что произошло".
"Все, что сказал Донован, было ложью, Сиенна. Мне нужно увидеть тебя".
"Я не хочу видеть тебя прямо сейчас", — сказала она. "Даже если то, что сказал Донован, было ложью, мне все равно нужно время, чтобы все обдумать. Это не отменяет того факта, что я поцеловала тебя, когда была с Донованом. Это не отменяет того, что я пошла с тобой в дом с привидениями. Пожалуйста, дай мне время понять, чего я хочу".
Линия замолчала, пока гудки не зазвучали в моих ушах.
Оставшись один на один с грузом разговора, я уставился на телефон в своей руке. Слова Сиенны эхом отдавались в моей голове. Ей нужно было пространство, и я должен был уважать это, но каждый инстинкт во мне кричал, чтобы я пошел за ней, чтобы заставить ее понять глубину моих чувств, чтобы доказать, что Донован ошибается.
Я металась по комнате, мои мысли были бурным морем. Обвинения, непонимание, ложь — все это было похоже на кошмар, от которого я никак не мог очнуться. Сиенна считала, что я хочу ее только потому, что это сделал Донован, и это было больнее, чем все, что мог сделать Донован. Как я мог убедить ее в своей искренности, если каждый мой поступок мог быть неправильно истолкован как часть какой-то извращенной игры?
Дом казался пустым как никогда, тишина угнетала. Предательство Донована глубоко ранило, но отсутствие Сиенны было пустотой, которую ничто не могло заполнить. Тогда я понял, как много она для меня значила, как ее присутствие стало неотъемлемой частью моей повседневной жизни.
Я положил китайскую еду в холодильник, нетронутую и забытую. Радость от совместной трапезы с Сиенной теперь была лишь пустым желанием. Я опустился на стул, в голове мелькали всевозможные варианты, сценарии, планы. Но в конце концов я понял, что могу сделать только одно: ждать. Ждать, пока Сиенна все обдумает, примет решение и вернется ко мне.
Завтра, после занятий, я увижу ее. Эта мысль была одновременно и мукой, и спасением. Я должен был верить, что, когда мы наконец поговорим, я смогу преодолеть пропасть, образовавшуюся между нами, смогу показать ей правду о своих чувствах.
Но пока что я оставался в неопределенности, в плену собственных эмоций и последствий соперничества, вышедшего из-под контроля.
Мне нужно было что-то и кого-то ударить.
Если бы Донован не уехал…
Я набрала номер Лиама и набрала номер.
"Мне нужно в Агонию", — сказал он. "Сейчас же".
Стоя перед заброшенным сараем, его обветшалое строение вырисовывалось под лунным небом, я плотнее закуталась в пальто. Шквальный ветер был неумолим, но это было ничто по сравнению с бурей, бушевавшей внутри меня.
Лиам подошел к нам с недоверчивым взглядом, сигарета болталась у него на губах. "Почему ты здесь, Адриан?" — спросил он, выдохнув струйку дыма. "Это не совсем твоя сцена".
"Это не имеет значения", — ответил я, мой голос был низким. "Мне просто нужно высвободиться".
Мы вошли в амбар, скрип старого дерева под нашими ногами эхом отдавался в огромном пространстве. Слева был потайной ход, известный лишь немногим, ведущий в соседний дом. Мы миновали Охотничий зал и нашли лестницу, спускавшуюся в подвал.
В тускло освещенном помещении собралась небольшая толпа, все внимание которой было сосредоточено на драке, происходящей в центре. Атмосфера была напряженной, воздух наполнен предвкушением и адреналином. Это был мир, далекий от полированных залов Крествуда, место, где правила были нарушены, а эмоции зашкаливали. Я чувствовал себя отстраненным, оторванным от того человека, которым должен был быть, но здесь, в этой сырой, нефильтрованной среде, я надеялся найти хоть какое-то подобие освобождения.
Агония была отдельным миром, резко контрастирующим с изысканной обстановкой Академии Крествуд. Воздух был густым и едким, наполненным запахами пота, алкоголя и металлическим привкусом крови. Тусклые, мерцающие лампы отбрасывали длинные тени по комнате, усиливая мрачную, подпольную атмосферу. Присутствовать могли только специально приглашенные, которых объединял азарт сырого, нерегулируемого боя. Их голоса сливались в какофонический гул, состоящий из одобрительных возгласов, насмешек и редких гримас боли или разочарования.
По краям зала сквозь толпу пробирались девушки с подносами, нагруженными разнообразными напитками. Они двигались с практической легкостью, их выражения лиц были нейтральными, когда они пробирались через шумных зрителей. Звяканье бокалов и редкие крики о том, что нужно еще выпить, наполняли воздух, смешиваясь с волнениями, царившими в комнате. Это была сцена контролируемого хаоса, место, где обычные правила общества были оставлены за дверью.
Среди толпы обсуждались ставки, и деньги обменивались с незаметной, почти ритуальной эффективностью. Зрители наклонялись, шепотом предлагая свои ставки букмекерам, которые органично вписывались в толпу. Предвкушение было ощутимым, казалось, каждый был заинтересован в исходе поединков. Это было место освобождения и бегства, где азарт поединка и соблазн легких денег втягивали людей в свою орбиту, предлагая временную передышку от давления внешнего мира.
"Это Синклер?" спросил я, заметив одного из бойцов.
Дэмиен владел пространством, сочетая грацию и жестокость. Его кулаки двигались с точностью, каждый удар сопровождался свирепостью, которая перекликалась с хаосом, бушевавшим внутри меня. На ринге он был силой природы. Его движения были плавными и в то же время свирепыми, каждый удар наносился с точностью, почти художественной. В его глазах ощущалась напряженность, смесь боли и решимости, подпитывающая каждое его движение. Его противник, с трудом державшийся на ногах, явно уступал ему в силе. Атаки Дэмиена были неумолимы, это был танец контролируемой агрессии и мастерства. Толпа вокруг нас ревела от каждого удара, но я видел не только зрелище. Для