– После нашего разговора я проверял прошлое нашего отче. Нежданно-негаданно нарисовалась судимость. Осужден за спекуляцию на два года одним из районных судов Саратова. Очевидно, из Киева он туда германский товар и перевез. Я позвонил, подняли дело. На зоне будущий культовый служитель ударился в бога, после освобождения прошел долгий путь от простого служителя до своего нынешнего поста. Наверное, судимость списана за счет несправедливых мученических двухгодичных страданий. Думаю, что без коммерческого подкупа тут не обошлось.

– Значит, святой Петр для отца Вячеслава – скорее «вратарь», нежели «привратник»? – Я почмокал губами. Во рту стоял кислый запах чужого обмана.

Кажется, Вадим находится в таком же состоянии, как и я. Такое впечатление, что мы только что разделили те сорок килограммов пополам и употребили свои доли одной дозой.

– Вадик, я пока не понял вот чего... Если латвийские таможенники не делали анализа героина и грузовик стоит под их контролем нетронутый, как они узнали, что у него героиновая начинка?

– Просветили...

– Что значит – просветили?! Наркота ведь не туберкулез, правда?..

– Такие хитрые прилады сейчас на всех международных постах стоят! Берешь прибор в руки, задаешь направление, и он тебе высвечивает информацию об источнике раздражения его индикаторов! Таким аппаратом ооновские рентгенологи Саддама зондируют. Черт, пива так хочется...

Повисла тишина. Видно, от стремительно развивающегося прогресса я безнадежно отстал. Мне, например, бесполезно объяснять, как на расстоянии можно установить свойство вещества.

– Если бы найти Малетина... – Пащенко произнес эти слова в тот момент, когда я хотел сказать: «Попробуй сунься к этому попу»...

Мы сейчас думаем об одном и том же, но в разных направлениях. Вадим решает вопрос через пропавшего юриста Малетина, а я решаю те же вопросы посредством раскрутки бывшего футболиста-фарцовщика. Ничего странного. Я всегда пользуюсь тем, что имею сейчас, – это принцип моей сегодняшней работы. Прокурор же хочет миновать все промежуточные этапы и, экономя время, охватить все разом. Не знаю, догадывался ли Вадим о моих мыслях, только он оторвал от меня свой взгляд и сказал:

– Малетин работал напрямую и с Малыгиным-младшим, значит, и с бригадой Баскова—Серикова. Думаю, что ко второй связи наш батюшка не причастен. Опять получается половинка.

Помолчав, он добавил:

– Но пока у нас только эта половинка и есть. Как думаешь, зачем Артем «сдал» героин бандюков?

– Почему – «сдал»? – Моя сигарета застряла на полпути ко рту.

– Потому что иначе не получается.

– Ты сможешь подписать санкцию на арест Гомова?

Арест церковнослужителя – дело рискованное. С некоторых пор... В последнее время очень много влиятельных лиц награждается святыми орденами церкви. Очень много... И среди них – наш уважаемый мэр. Не знаю, какие конфессиональные подвиги он совершил, да только в прошлом году ему на шею повесили какой-то разноцветный крест. Какого-то святого, и, судя по всему, великомученика. Сколько живу на свете, не видел более мучающихся людей, чем наш городской голова. Его уже все замучили – деньги муниципальщикам плати, улицы, понимаешь, убирай, тепло к зиме – дай. Вот он и мучается, сердешный. Однако мне доподлинно известно, что деньги на золочение куполов и ограждение церкви кованой оградой стоимостью в полтора миллиона рублей он нашел без мучений. Он так и сказал на заседании гордумы:

– С легким сердцем и открытой душой я выделяю средства на улучшение нашей родной Терновской церкви.

«Выделяю»... Мне всегда не нравилось это слово. Когда я его слышу, мне мгновенно представляется добротно функционирующий человеческий организм. Кстати, когда мне приходится «выделять дело в отдельное производство», я тоже не в восторге. В такие моменты моя фантазия побеждает практицизм, и я сразу чувствую себя самкой чудовища из романов Кинга, откладывающей яйца для воспроизводства еще одной партии мутантов.

Но Пащенко даже не смутился. Наверное, потому, что выделять ему ничего не нужно.

– Постановление на арест у меня в папке. Папка на столе перед тобой. Все, чего я жду, это вестей от Сашки Пермякова. Едва забренчит мой мобильник, постановление я тут же подпишу.

– Не боишься? Зевса на колеснице, молнии?..

– Я боюсь, что Малыгина в СИЗО пришьют, – сказал он. – Вот этого я по-настоящему боюсь.

– Не беспокойся. – Почесав мочку уха, я признался еще в одном служебном проступке. – Я позвонил в изолятор. Артем Семенович до самого приговора суда будет находиться в одиночке.

– Ловко. – Энтузиазма в голосе Вадима я не слышал. – И все-таки, Струге, ты что-нибудь понимаешь в этой комбинации с героином?

– Пока ничего.

– Я тоже, – признался прокурор.

В кармане Вадима, как он и обещал, запиликал какую-то идиотскую мелодию мобильный телефон.

– Я слушаю! Да... Да... Что?! Я понял.

Наблюдая за разговором Вадима, я уловил, как он в какое-то мгновение скользнул по моему лицу взглядом и тут же отвел его прочь. Как-то странно он на меня посмотрел...

Пащенко между тем захлопнул крышечку телефона.

– Антон... Ты только не волнуйся...

– Что случилось? – Я услышал, как дрожит мой голос.

– Ерунда какая-то получается, Антон...

– Я спросил тебя.

– Сашу... Ей-богу, ерунда какая-то получается...

– Что с женой?!!

– Твою Сашу в банке задержали с поличным на взятке.

Я стоял, а он сидел. Развалившись на стуле. Он видел во мне не уважаемого в городе человека, а козявку, которую мог одним щелчком отправить куда-нибудь под стол. Дознаватель УБОПа, в костюме стоимостью тридцать долларов, но с огромной золотой печаткой на безымянном пальце левой руки, сидел и дрыгал ножкой. Он даже не изменил вальяжной пошлой позы, когда увидел меня.

– Я могу с ней поговорить?

– Вы же знаете закон. – Он улыбнулся и продемонстрировал мне два ряда зубов, наполовину уничтоженных кариесом. – Сейчас это невозможно.

Мне напомнили о законе.

– Я сейчас пришлю ей адвоката. Он ей нужен с момента задержания.

– Она сама юрист. – Та же улыбка, только на этот раз с оттенком злобы. – И про адвоката ничего не говорила.

– Об.

– Что «об»? – Улыбка дознавателя исчезла.

– Об адвокате, а не про адвоката. Про него она ничего не должна говорить. Про себя он сам расскажет. И покажет. А она может лишь заявить о нем. И я уверен, что говорила. Потому что она на самом деле юрист. И очень хороший.

– Хороший не хороший, а взятки берет как-то неумело...