— Да, Сол, я хотела бы, чтобы ты пригласил сюда моего дядю, — сказала Кэтрин.

Сол побледнел так, словно увидел привидение. Узкая рука его потянулась к сердцу, рот приоткрылся.

— Леди Кэтрин, — выдавил он.

— Да, Сол. Уверяю тебя, я не призрак.

— Но где вы были? Мы все думали, что… что вы умерли, миледи.

— Как видишь, я жива и в добром здравии, и очень рада, что дома, — сказала Кэтрин и, устало улыбнувшись, добавила: — А теперь, надеюсь, ты уже пришел в себя настолько, чтобы позвать дядю Гила?

— Да, миледи. Конечно.

— Да, Сол, это — Габриэлла. Я бы хотела, чтобы ты помог ей устроиться. Мы прибыли издалека. Думаю, она хочет отдохнуть.

— Ну конечно, миледи. Сию минуту.

Проводив Кэтрин через завешенный гобеленами зал в «красный» салон, дворецкий повел Габриэллу наверх — на половину слуг.

Кэтрин упала на мягкий диван, обитый красным бархатом с ручной вышивкой. Сердце бешено колотилось. Она готовила себя к этому моменту, знала, что он наступит, и все же мечтала как-нибудь избежать объяснений. Двери «красного» салона распахнулись. Вошел дядя Гил. Он был худощавым, жилистым. Волосы его, посеребренные сединой, были по-прежнему густые. Глаза были такие же зеленые, как у Кэтрин. Герцог был среднего роста и, тем не менее, всегда казался высоким.

Увидев Кэтрин, дядя Гил так и застыл на пороге комнаты, не в силах сделать ни шагу. Он просто стоял и смотрел, словно боясь поверить в то, что девушка в комнате — его племянница, а не привидение.

— Кэтрин, — прошептал он и протянул к ней руки.

У Кэтрин ком подкатил к горлу. Мгновение — и она летела навстречу дяде, упала ему на грудь и разрыдалась.

— Моя родная, — проговорил старик и заплакал, — А мы думали, что тебя нет в живых.

— О, дядя Гил, так много всего случилось, — сказала Кэтрин, обнимая дядю, и он крепко, словно боясь потерять, прижал ее к себе.

Долго еще они стояли так. Кэтрин, счастливая, что вновь дома, с людьми, которые любят ее, а Гил возносил молчаливую хвалу Господу за то, что вернул ему его сокровище.

— Пойдем сядем, — ласково предложил герцог.

Он подвел ее к дивану, усадил и сам сел рядом.

— Я так виноват перед тобой, — неожиданно для Кэтрин начал дядя. — Я все время спрашивал себя, случилось бы то, исполни я свой долг. Если бы я не отпускал тебя одну в Лондон, а поехал бы с тобой, не перепоручал бы тебя заботам двоюродного брата и его жены, если бы ты осталась при мне…

— Ты не виноват. Откуда ты мог знать, как все произойдет? Как мог вообще кто-то предполагать подобное?

И Кэтрин начала рассказывать о своих злоключениях. С той самой злополучной ночи, как ее выкрали из спальни и утащили в ночь.

— В реке нашли труп молодой женщины, — перебил герцог. — Узнать ее было уже невозможно, но возраста она была примерно твоего. Все поверили, что это ты.

Кэтрин поежилась.

— Может, все было так и задумано: заставить вас поверить в мою смерть.

И Кэтрин продолжала: о том, как была продана цыганам, как попала во Францию, как ее собирались продать паше, а вместо этого перепродали цыгану по имени Вацлав, как она оказалась в таборе пиндаров.

— Бедная девочка! Сколько ты выстрадала! — с сердцем произнес дядя, сжимая руку Кэтрин.

— Вначале я действительно пала духом, думала, что умру. И все-таки я жива.

Дядя Гил нахмурился.

— И эти цыгане, пиндары, помогли тебе вернуться домой?

Вот наконец они и добрались до места, о котором Кэтрин тяжелее всего было говорить.

— Среди них был один — мужчина по имени Домини. Он присматривал за мной, опекал и кормил. Он должен был привезти меня домой, но я… — Кэтрин отвернулась, не в силах продолжать.

— Не волнуйся, девочка. Если не хочешь — не рассказывай. Ты дома, в безопасности. Все остальное не важно.

— Я хочу рассказать, дядя Гил. Я должна. Будет довольно трудно вернуться к прежней жизни.

«Не просто трудно, скорее невозможно», — подумал Гил, но вслух говорить не стал. Какое все это имеет значение, если племянница здесь, рядом. Живая и невредимая. Как отплатить Господу за такой подарок?! Войдя в комнату, Гил едва узнал Кэтрин, так сильно она изменилась. Перед ним была не маленькая девочка, которую он помнил, а взрослая женщина — уверенная в себе и сильная.

— Расскажи мне об этом Домини, — сказал Гил, деликатно выводя ее на разговор.

Кэтрин грустно улыбнулась. Гил заметил в ее взгляде любовь и боль.

— Домини высокий, очень высокий, и кожа его смуглая и гладкая. Он очень красив — я не встречала мужчин красивее. Он совсем не такой, как эти лондонские денди. Он красив по-мужски. По правде говоря, он цыган только наполовину. Я думаю, отец у него — англичанин, хотя точно не знаю. Похоже, они не ладят с отцом.

— Понимаю.

— Хочешь верь, хочешь нет, но он не просто грамотен, а еще и хорошо образован.

Гил хмыкнул.

— Действительно странно звучит — образованный цыган.

— Совершенно верно, к тому же куда благороднее, чем многие из английских джентльменов,

— Что он сказал, когда узнал, кто ты такая?

— Ничего я ему не рассказала. Я пыталась сделать это несколько раз до встречи с ним, но, видишь ли, мне не верили и только били за это.

У старика защемило сердце. Что пришлось вытерпеть девочке! Он подумал о человеке, продавшем ее цыганам. Зачем? Кто мог совершить такое? Он поклялся себе найти ответы на эти вопросы. Негодяй поплатится за содеянное — будет плакать кровавыми слезами.

— Если бы ты ему рассказала, он помог бы тебе.

— Конечно. Он и так меня выручил: выкупил меня у Вацлава. Он заботился обо мне, защищал, даже с риском для жизни…

Кэтрин отвернулась и долго смотрела на огонь, пылавший в камине.

— Я полюбила его, дядя Гил, — тихо сказала Кэтрин и в этот момент стала такой беззащитной, как маленькая девочка, которую обидели. — Я не хотела. Я знала, что не должна — я старалась изо всех сил не поддаваться этому чувству, но… — Кэтрин затеребила платье.

— А этот мужчина, цыган, он тоже тебя любит?

— Нет, — покачала головой Кэтрин и, сделав над собой усилие, подняла глаза на дядю. — Но он в этом не виноват. Вначале я злилась. Я думала, что он меня просто использовал. Теперь я понимаю, что по-своему я была ему дорога. И он был честен со мной с самого начала.

— Он сказал, что не любит тебя? — Гил еле сдержался, чтобы не сказать, что он думает об этом негодяе Домини.

— Нет. Но я знаю, что он поклялся не жениться. И даже если бы он хотел жениться, ничего бы у нас не вышло. Я должна жить как графиня, а не как цыганка.