Решение сбора должно было вступить в силу на следующий день. Но утро 26 августа буквально взорвало Москву известием о кончине в темнице князя Юрия Ивановича Дмитровского. На улицы вышел народ. Люди постепенно стекались к кремлевским стенам. Толпу подогревали слухи о том, что князь Юрий принял мучительную смерть, был уморен голодом.

Кто-то пустил слух, что бояре из опекунского совета той же ночью убили вдову Василия и ее детей. Пришлось Глинской выходить на кремлевские стены и выводить с собой Ивана. Но с великой княгиней сперва не было Юрия, младшего сына. Для успокоения толпы привезли и его.

Появление рядом с ними Ивана Овчины-Телепнева вызвало на площади неодобрительный гул. Он поспешил удалиться от греха подальше. Только выступление митрополита Даниила подействовало на людей. Толпа начала расходиться.

Но бояре из опекунского совета и в первую очередь Овчина-Телепнев были напуганы. Москвичи подвалили к кремлевским стенам с негодованием и требованиями, которые пришлось удовлетворить.

Был испуган и Иван. Увидев кричащую, частью вооруженную толпу, мальчик сильно испугался. Ему хотелось бежать со стены, сбросить с себя не по размеру великую княжескую одежду и в одной рубахе забиться под кровать. Но мать держала его руку так крепко, что Иван заплакал.

Наконец-то его отвели в палаты. Там находились Дмитрий и Федор Колычев. Они пробрались в Кремль вместе с вооруженным отрядом особой стражи. Иван бросился к Федору, прижался к нему. Мальчишка дрожал.

– Ну что ты, государь! – Федор погладил Ивана по волосам. – Ничего страшного не произошло. Видишь, как любит тебя народ! Только слух прошел, что с тобой неладно, так вся Москва поднялась.

– Так люди пришли на площадь из-за меня? – спросил Иван.

– Да, государь.

– А чего они кричали, будто кого-то уморили? Почему называли маму литвинкой? Зачем Ивана Овчину непотребными словами ругали? Я сам слышал.

К Ивану подошел Дмитрий, отвел его от Федора, помог раздеться, усадил на скамью.

– Народ, государь, не просто люди, мужики и бабы, а основа государства, даже оно само и есть. Ведь если бы не было народа, то не было бы и государства, ведь так?

– Наверное.

– Так, государь! А народ иногда бывает недоволен.

– Чем?

– Ну, скажем, жизнью своей, поборами бояр, несправедливостью. Тогда он идет к тому, кто Божьей волею поставлен над ним. К государю идет, ибо только в нем видит защиту. Ты позже поймешь, что заставило сегодня людей выйти на площадь, но бояться народа не следует. Коли ты к людям относишься с любовью, то и они тебе ответят тем же. Москвичи увидели тебя и успокоились.

– Нет, – возразил Иван. – Народ успокоился после речей владыки.

– Так владыка и объяснил им, что причин для волнения нет. Великий князь, то есть ты, на месте, значит, в государстве порядок.

– А кого же тогда уморили и почему мама литвинка?

– Твоя мама из Литвы. Она православная, но родом оттуда. Есть такая страна по соседству с Русью. Вот потому и называли ее люди литвинкой. Все остальное тебе послышалось. Когда много людей кричат, их трудно понять. Вопят они одно, а слышится другое.

– Но Ивана Овчину ругали грязными словами. Это я слышал. Почему его не любят? Он же хороший, ласковый, играет со мной, кенаря учит петь под свирельку.

В разговор вступил Федор:

– Видно, Овчина кому-то плохо сделал, вот и ругали его люди.

– Но он же хороший!..

Дмитрий и Федор переглянулись. Ну что ответить ребенку? Сказать, что тот человек, которого он любит, на самом деле подлец, способный предать? Это нанесет непоправимый вред мальчику. Лгать же тоже нельзя.

Непростую ситуацию разрешила великая княгиня.

Она появилась в покоях, сразу подошла к сыну и спросила:

– Ты сильно испугался, Ваня?

– Да, мама. Не хочу больше выходить и стоять пред людьми.

– И не будешь! Так надо было сегодня. Пойдем, мой мальчик, ко мне.

Не обращая внимания на Ургина и Колычева, княгиня увела сына с собой. По коридору быстрым шагом прошел Овчина-Телепнев в сопровождении трех стражников.

Ургин усмехнулся.

– Забегал наш герой! Даже по дворцу с охраной гуляет.

– Так он похлеще Ивана испугался.

– Поделом ему. Может, спеси и поубавится.

– Разве что на время, Дмитрий.

– Пойдем, Федя, во двор. Душно здесь, в палатах.

– Да, пойдем! Сейчас тут и без нас дел хватает. А что еще будет!..

– Посмотрим.

Ургин и Колычев спустились во двор.

К ним подошел Тимофеев и спросил:

– Видали, как засуетились бояре, особенно Овчина? Побледнел, застыл как истукан, а потом бегом со стены, позвал стражу да спрятался в палатах.

К ним подошел Матвей Гроза и осведомился:

– Слышали новость, начальники?

– Что за новость? – спросил Дмитрий.

– Князь Андрей Старицкий, узнав о смерти брата, бежал из удела и сейчас собирает войско.

– Войско? Из кого?

– Так у него своя дружина есть, а теперь вроде большую рать созывает. На Москву уже и грамоты прислали, которые он отправляет боярам. Князь Андрей призывает их идти к нему на службу, дабы свергнуть иго думы.

– Ты что же, читал эту грамоту? – спросил Тимофеев.

– Дьяк читал. Не веришь? Вот те крест! В грамоте написано, мол, великий князь – младенец. Вы не ему, а боярам служите. Дальше дьяк прочитать не успел. Забрали у него грамоту да отнесли Елене. А та к себе Овчину и Никиту Оболенского позвала. Видать, совет держать.

– Без созыва думы?

– Вот чего не ведаю, того не ведаю! Да и не мое это дело.

Дмитрий проговорил:

– Ну вот и начинается. Князь Андрей отважен, немалое войско собрать может. Его дела могут обернуться великой бедой для Руси.

– Опять, Дмитрий, твои предчувствия оправдались, – проговорил Федор.

– Пока еще нет. Молю Господа, чтобы я ошибался.

– Останемся здесь или к тебе поедем?

– Тут делать нечего. Что надо, мы и так узнаем. Ивана нам сегодня не увидеть. Едем ко мне, но стражников оставим тут.

– Конечно! Я передам команду Матвею Грозе.

– Да, Федя, и выезжай к мосту. Мы с Гришей там будем ждать тебя.

Елена вошла в палату опекунского совета и села в кресло. Князья устроились на лавках.

Правительница развернула грамоту князя Старицкого и злобно проговорила:

– Ишь ты, что рассылает. Великий князь, мол, младенец, не ему, а боярам вы служите. А он, князь Старицкий, рад всех жаловать. – Она бросила грамоту за кресло, посмотрела на князей. – Ну и что делать будем?