Судья, тщательно рассмотрев все обстоятельства, отклонил просьбы брата и сестры пациента. Кит и его жена являлись супругами в течение двенадцати лет до аварии и воспитывали троих детей, а потому вполне разумно, что жена пострадавшего имела право принимать такие сложные решения и, предположительно, действовала в интересах мужа. У меня на сей счет нет никаких сомнений. Решение принимает тот, кто замещает лицо, потерявшее возможность принимать жизненно важные решения. Что думают об этом другие родственники пациента – дело десятое.

К сожалению, не все с этим согласны. Еще одно недавнее дело, которое дошло до Верховного суда Канады, касалось Хасана Расули, шестидесятилетнего иранского инженера, который эмигрировал в Торонто с женой и двумя детьми в 2010 году. В октябре ему сделали операцию по удалению доброкачественной опухоли головного мозга. К несчастью, пациент заразился инфекцией, серьезно повредившей мозг. Врачи определили, что надежды на выздоровление нет и держать пациента на жизнеобеспечении бесполезно; это неизбежно приведет к дальнейшим осложнениям, инфекциям и потребует дорогостоящего лечения. Ради чего? Медики порекомендовали семье отключить больного от аппаратов жизнеобеспечения. Однако его жена, Паришер Саласел, обладавшая правом принимать решения в отсутствие мужа, отказалась дать свое согласие, сославшись на религиозные убеждения. Кроме того, она уверяла, что ее муж находился в минимальном сознании.

Дело приобрело огласку, и в газетах написали о наших экспериментах с Хасаном. Мы неоднократно сканировали его мозг, и результат был неоднозначный. Казалось, многое свидетельствовало в пользу минимального сознания: пациент мог представить игру в теннис и передвижение по комнатам, однако не всегда. Когда мы оценивали его поведение, история повторилась; он мог следить взглядом за зеркалом и сосредотачивался на семейной фотографии, когда ее держали перед ним, однако эти действия были непоследовательными. Тем не менее, по всей вероятности и по мнению опытных медицинских экспертов, у пациента не оставалось никаких шансов на значительное выздоровление. Оказание же ему медицинской помощи лишь отнимало ресурсы у канадской системы здравоохранения. Вердикт Верховного суда звучал так: врачи не могут в одностороннем порядке принимать решение об отказе от жизнеобеспечения без согласия пациента, членов его семьи или лица, принимающего решения. Даже если бы врачи никогда не ошибались, даже если бы их мнение было «в интересах пациента», медицинские специалисты, независимо от опыта работы и профессионализма, не вправе отменить мнение лица, принимающего жизненно важные решения, по крайней мере не в Канаде. В этой новой области права законы в разных частях мира разрабатываются отдельно для каждого конкретного случая.

* * *

Когда дело доходит до права на жизнь и права на смерть, в некоторых государствах, как, например, в США, разгораются ожесточенные споры. Помимо случая Терри Шайво, два других громких дела оказали глубокое влияние на правовые и этические вопросы, связанные с нашим «правом на смерть».

В 1975 году Карен Энн Квинлан из города Скрэнтон в Пенсильвании отправилась на день рождения к другу. Праздновали в местном баре, в Нью-Джерси. Карен выпила несколько бокалов крепкого алкоголя и приняла «Метаквалон». До праздника Карен Энн сидела на строгой диете. В баре девушка почувствовала себя плохо, ее отвезли домой и уложили в постель. Позже друзья обнаружили Карен Энн без дыхания. Вызванная скорая помощь доставила девушку в коматозном состоянии в больницу.

Родители Карен Энн, Джозеф и Джулия Квинлан, попросили медицинский персонал отключить ее от аппарата ИВЛ – девушка часто ворочалась на постели, пыталась выдернуть трубки, и родители сочли, что ей больно. Врачи отказались, опасаясь, что, если они удовлетворят просьбу семьи Квинлан, их обвинят в убийстве. Родители подали иск об отключении дочери от аппарата ИВЛ, заявив, что это «ненужное средство продления ее жизни». В суде адвокат семьи Квинлан утверждал, что право Карен Энн на смерть выше права штата на сохранение ее жизни, в то время как назначенный судом опекун девушки настаивал на том, что отключение пациентки от аппарата ИВЛ станет убийством. Судья вынес решение не в пользу родителей Квинлан. После апелляции в Верховный суд Нью-Джерси желание семьи Квинлан наконец было удовлетворено, и Карен Энн сняли с аппарата ИВЛ. Однако последовало нечто непредвиденное. Карен Энн начала дышать без посторонней помощи и еще девять лет жила в местном заведении по уходу за безнадежно больными. Ее кормили через трубку, которую родители не стремились снять, потому что, в отличие от ИВЛ, не считали ее «ненужным средством для продления жизни». Карен Энн Квинлан умерла от дыхательной недостаточности в 1985 году. Во многих отношениях ее дело знаменует собой начало движения за право на смерть в Соединенных Штатах и до сих пор обсуждается судами, комитетами по этике и философами.

* * *

Еще одним важным случаем в Северной Америке стало дело Нэнси Крузан. Нэнси было двадцать пять лет, когда в 1983 году она потеряла контроль над своей машиной и вместе с автомобилем оказалась в канаве, полной воды. После трех недель в коме Нэнси поставили диагноз «вегетативное состояние» и начали кормить через трубку. Пять лет спустя родители девушки попросили убрать трубку для кормления, однако врачи отказались на том основании, что отсутствие питания может привести к смерти пациентки. За год до несчастного случая Нэнси сказала подруге, что если она когда-нибудь тяжело заболеет или попадет в аварию, то не захочет жить «наполовину» – на данном основании суд и удовлетворил желание родителей. Однако в противовес делу Карен Энн Квинлан Верховный суд штата Миссури отменил решение суда первой инстанции, постановив, что никто не может отказать в лечении от имени другого лица, даже если у пациента отсутствует воля к жизни.

Дело Нэнси в конечном итоге дошло до Верховного суда США, который голосованием пять к четырем поддержал решение Верховного суда штата Миссури. Верховный суд США постановил, что ничто в Конституции США не препятствует штату Миссури требовать «четких и убедительных доказательств» до прекращения лечения, поддерживающего жизнь. Иными словами, необходимы «ясные и убедительные доказательства» в пользу того или иного решения, поскольку члены семьи не всегда могут осуществлять действия, с которыми согласился бы пациент, и эти действия (такие, как лишение средств жизнеобеспечения) могут иметь необратимые последствия.

В ответ родители девушки собрали как можно больше свидетельств того, что Нэнси хотела бы прекратить процесс ее жизнеобеспечения, учитывая обстоятельства, и убедили местного окружного судью согласиться с получением «ясных и убедительных доказательств». В 1990 году, незадолго до Рождества, Нэнси отключили от питания по решению местного судьи. Затем события приняли еще более странный оборот: спустя несколько дней в палату девушки прорвались девятнадцать активистов движения «За право на жизнь» и попытались снова подключить ее к трубке для питания (все они были арестованы). Наконец, на следующий день после Рождества 1990 года, Нэнси Крузан умерла. Шесть лет спустя ее отец покончил жизнь самоубийством.

* * *

Какими бы шокирующими ни являлись эти случаи, они свидетельствуют как о сложности правовых вопросов, связанных с подобными ситуациями, так и о глубоком воздействии тяжелых мозговых травм не только на семьи жертв, но и на общество в целом. Как в свое время случай Терри Шайво, дело Квинлан и Крузан обсуждала вся страна. Несомненно, были подняты важные вопросы о юридических различиях между отказом от лечения, самоубийством, самоубийством с помощью врача и «позволением умереть». Какую роль в принятии таких решений играет правительство? Кому следует решать: тому, кто ближе всего к пациенту, лечащему врачу или государственным должностным лицам, у которых могут быть собственные предубеждения в отношении жизни и смерти? Или нам стоит полагаться исключительно на заблаговременно составленные распоряжения пациента по принятию жизненно важных решений в случае утраты дееспособности? И что делать, когда таких распоряжений не существует? Так, для некоторых случаи Карен Энн Квинлан и Нэнси Крузан стали яркой страницей в споре о праве на смерть и праве на жизнь. Другим они скорее напомнили скользкую дорожку к безнаказанному убийству.