В этом мы с ней похожи: обе миротворицы. Поэтому, что ли, столько месяцев уклонялись от откровенного разговора?

Не исключено, что бабушка любила меня больше, чем ее. Я не знаю. Знаю одно: ее тянуло ко мне, меня к ней. Как две горошины в миске.

– Ты не хотела учиться шить. Водить машину тебя научил папа. – Я умолкаю, почувствовав, до чего глупо спорить с ее ощущениями. Ничего не поделаешь, человек не властен над своими чувствами. Мне остается только вздыхать. – Ты можешь забрать себе любые ее вещи, Жизель. Я никогда против этого не возражала. – Я озираюсь на Престона, но он далеко и не слышит нас. – Говоришь, ты заинтересовалась Престоном… из-за ревности? – Мы с ней всегда соревновались. Я была второй в соревновании по правописанию в средней школе, она спустя три года стала первой. Я получила частичную стипендию в университете Нью-Йорка, она полную – в университете Мемфиса.

Нью-йоркский гораздо престижнее, – нашептывает мой внутренний голос.

Она хмурится.

– Говоришь, ты не пошла на медицинский? Но ты могла бы поступить, если бы захотела, просто выбрала то, что любишь. Ты всегда держалась того, во что больше верила. Ты… смелая.

Если бы… Я думаю про свое авторское белье.

– Я знаю про твое белье.

Я умоляюще смотрю на нее.

– Престон!.. Вот мерзавец! Хоть ты не проболтайся.

Она хихикает.

– Я никому не скажу.

– Это в твоих же интересах, а то я выдеру по волоску всю твою прическу.

Мне не помешала бы серьезность.

Она ухмыляется.

– В этом ты вся: вспыхиваешь как спичка. Если бы Престон был тебе небезразличен, ты бы сказала правду маме и давно вывела бы меня на чистую воду. Знала бы ты, как я боялась, что ты все вывалишь за нашим воскресным обедом! Но ты молчала. Все потому, что не любила его по-настоящему.

– Не то что ты?

Она утвердительно кивает.

– Стоило нам познакомиться, как я поняла, что меня к нему влечет. Как я с собой ни боролась, он засыпал меня сообщениями, и я не знала, как мне быть…

Любовь с первого взгляда – в моем собственном доме. Только этого не хватало!

Она, похоже, все читает по моему лицу. Я ничего не умею скрывать.

– Я не отбирала твое, Елена. Я сама не рада, что у нас с ним так произошло. Поверь, я не кривлю душой. Это всегда будет меня преследовать. Если бы ты не прислала нам то сообщение, я бы ни за что не начала с ним встречаться. Я бы ушла, только меня и видели.

Может, и ушла бы. Но тот их поцелуй все разрушил между ним и мной.

– Смотри, что я откопала, Елена! – Это тетя Клара, нашедшая любовный роман себе по вкусу.

Она издали размахивает книжкой.

– Беру! Я напала в ней на такую горячую сценку… – Она обмахивается книжкой, как веером, пристально глядя на меня. «Ты в порядке?» – спрашивает ее взгляд.

Сама не знаю. С предательством родной сестры трудно смириться. С предательством, в котором даже не было необходимости. Сначала Престону надо было бы порвать со мной. Они все делали в неправильном порядке.

Жизнь неряшлива, любовь – тем более. Мне чудится бабушкин голос, хотя я не уверена, что моя гордыня готова это слушать. Мне до сих пор больно оттого, что я доверяла им обоим, Жизель и Престону.

Он подходит к нам, почувствовав, видимо, что наш разговор иссякает. Престон окидывает меня взглядом с головы до ног, задержавшись на полсекунды на блузке и этим вызвав у меня приступ раздражения. Вся блузка усыпана сердечками и вообще чудо как хороша – с красным бархатным воротничком; но лучше бы ему не пялиться на мою грудь.

Он послушно опускает глаза и берет Жизель за руку.

– Все хорошо? – Вопрос адресован нам обеим.

Я усмехаюсь, вспоминая все сразу: его пижаму, скромное телосложение и пенис умеренных, мягко говоря, габаритов. Не говоря о его жалких попытках отыскать клитор!

– Ты спросила ее про?.. Ну, ты знаешь, – говорит он Жизель, слегка толкая ее локтем.

– Про что? – любопытствую я.

Жизель тяжело вздыхает и с сожалением смотрит на Престона.

– Вряд ли это хорошая идея.

– Хорошая, просто отличная! – Тетя Клара хлопает книжкой по моей конторке. – Начал – договаривай. Не стоять же нам здесь весь день. У меня запись на стрижку.

Жизель закрывает глаза.

– Про что вы собирались меня спросить? – прикрикиваю на них я.

Престон уже не рад, что об этом заговорил.

– Ваша мать предложила, чтобы мы отпраздновали нашу помолвку в твоем доме. Он больше всех остальных домов в городке. Культурный центр занят, в церкви ремонт, да и спиртное было бы там не ко двору. У меня много родни в Оксфорде, у Жизель много друзей в Мемфисе. Я тоже думаю, что твой дом подойдет лучше всего.

Каков наглец!

Я вижу, как покраснела Жизель.

– Ты же знаешь маму, – бормочет она. – Когда ей что-то втемяшится в голову…

– Я знаю. – Мне трудно расшифровать свои ощущения, но я их гашу и изображаю улыбку.

– Мой дом – самое то. Я согласна.

Жизель удивленно моргает. Престон обнимает ее за плечи.

– Вот видишь! Все хорошо. Я же говорил, Елена лучше всех.

Лучше всех? Смешно.

Жизель еще колеблется – это видно по тому, как она ломает руки, как старается встретиться со мной взглядом.

Но я стараюсь на нее не смотреть и делаю вид, что рассматриваю книги на конторке.

Они еще что-то мямлят, за что-то извиняются, но я уже почти не слушаю, лихорадочно размышляя. Будет куча гостей. Надо успеть подстричь кусты, выбить половики, почистить шторы…

Тетя Клара уводит их из библиотеки. Меня участливо обнимает Тофер.

– Ты слышал? – Я видела, что он бродил неподалеку от нас.

Он кивает, провожая мрачным взглядом мою сестру и ее жениха, садящихся в Lexus. Обнимая меня, он отвечает:

– Ты не обязана устраивать это у себя. Пусть соберутся где-нибудь в Нэшвилле.

– Нет, обязана. Мой дом лучше всех остальных домов в городке, моя обязанность – помочь сестре. Дом ей не чужой, с ним связаны воспоминания. Дейзи – ее родной город.

– Ты слишком добра. А он – дубина. Как он может так с тобой поступать?

Я пожимаю плечами.

– Сам видишь, что делают с мужчинами сиськи.

– Ты себя недооцениваешь, милая Эль. Жаль, ты не можешь посмотреть на себя чужими глазами. Пошел он куда подальше, этот Престон! Надеюсь, для Жизель не секрет, что у него бегающий взгляд. – Помолчав, он выпаливает: – По-моему, он тебя боялся. Ему было не по нутру, что у тебя живу я.