мчался Орм, рубя мечом и топча конскими копытами, всех, кто оказывался на его пути. Меж тем Эйстейн Жестокий схлестнулся в схватке с Поппо, герцогом Тюрингии: одним ударом он пробил врагу шею копьем и сбросил его под копыта собственного коня. Увидев смерть еще одного своего предводителя вражеское войско окончательно дрогнуло и побежало, прорываясь к франкам, уже сцепившихся в смертном бою с данами – и теми, что вышли из крепости, и теми, что явились им на подмогу. Появление на поле боя алеманов с тюрингами, преследуемых скандо-саксонским войском, окончательно смешало ряды врагов, разбившихся отныне на отдельные кучки воинов, отчаянно сражавшихся друг с другом. Исход боя еще все еще не был предрешен – хотя франки и изрядно устали в сегодняшнем бою, все же их было куда больше, чем всех врагов, вместе взятых, а оружие и доспехи – куда лучше. В любой момент чаша весов могла качнуться в любую сторону – и, понимая это, воины сражались с особым ожесточением.

Хлынувшие отовсюду людские волны растащили в разные стороны уже готовых схлестнуться в жестокой схватке Карла, короля франков, и Старкада, ярла Хеорота. Однако владыка Запада, все равно рвался скрестить меч со страшным язычником, чувствуя, что не конунг Годфред, рубившийся впереди датского войска, не Эйстейн Жестокий и никто из пришедших с ними ярлов, а лишь великан в черной броне - подлинный вождь пришельцев с Севера. Исполина в рогатом шлеме трудно было не заметить на поле боя – словно чудовищный дровосек он вздымал и опускал свой топор, оставляя во вражеском войске глубокие прогалины. Секира Старкада перерубала всадников вместе с конями, а пешцев и вовсе укладывая по несколько за один взмах. Перерубая тела, сшибая головы и разбрасывая бесформенные обрубки, брызжущие кровью и внутренностями, Старкад прорывался к вызвавшему его на поединок королю. Карл тоже жаждал схватки – почти столь же высокий, как и ярл Хеорота, окруженный самыми верными людьми, он упорно пробивался сквозь вражеский строй, круша мечом чьи-то доспехи, мясо и кости. Под королем давно убили коня, но Карл, словно и не заметив этого, бился пешим, словно простой воин, чувствуя как его охватывает такое же неистовое бешенство берсерка. Словно здесь, в окружении кровожадных язычников, в короле тоже пробудился дух предков, поклонявшихся жестоким богам смерти и войны. Карл почти наяву видел, как в темнеющем небе, на фоне начавших зажигаться звезд встает исполинская фигура: длиннобородый старик на восьминогом коне, с острым копьем в руках и двумя воронами на плечах. За спиной языческого бога на миг проступили силуэты обнаженных женщин в доспехах. Колдовским отблеском блеснуло единственное око, тут же превратившееся в желтый диск луны. В тот же миг видение растаяло в ночной мгле – вместо него перед Карлом вырос ревущий словно медведь Старкад. Его кольчуга, порванная во множестве мест, висела буквально клочьями, шлем потерялся где-то по дороге, через все лицо алел глубокий шрам, рассекший нос, щеку и губы. При виде Карла в рыжей бороде, словно еще одна рана, в жуткой ухмылке раскрылся окровавленный рот, оскалившийся необычайно острыми зубами и Старкад взметнул над головой секиру, чтобы обрушить ее на короля. Тот успел увернуться и удар чудовищного оружия достался одному из телохранителей. В тот же миг Карл вонзил меч в бок Старкада. Словно и не заметив этого, великан вновь вскинул секиру и на этот раз сталь ударила о сталь. Меч Карла разлетелся на куски, но все же сумел отклонить чудовищное оружие. Следующий удар расколол подставленный Карлом щит, разрубив королю руку до локтя. Расхохотавшись, Старкад вновь поднял секиру над головой, когда один из воинов Карла, что есть силы, вогнал копье в спину датчанина. Старкад небрежно отмахнулся секирой – удар, на который он потратил не больше времени, чем обычному человеку стоит прихлопнуть комара, сходу развалил франка на две половины. Старкад повернулся к Карлу – как раз, чтобы увидеть, как тот, подхватив здоровой рукой с земли чей-то меч, в отчаянном броске рубит им по бычьей шее берсерка.

Бородатая голова покатилась по земле– как враги, так и воины Старкада, невольно шарахнулись при виде злобной гримасы, исказившей лицо неистового дана. Однако обезглавленное тело еще стояло и алые струи хлестали из обрубка шеи, веселыми ручейками стекая по широкой груди. В последнем рывке взметнулась несокрушимая секира, обрушившись на уже не имевшего сил увернуться Карла. Острое лезвие разрубило доспех, плоть и кости, рассекло сердце и застряло в позвоночнике короля франков. Но даже у сверхчеловеческой живучести ярла Хеорота имелся предел - в следующий миг безголовый Старкад, покачнувшись, наконец, рухнул, словно подрубленное дерево, накрывая огромным телом и свою секиру и мертвого Карла.

Увидев смерть своего короля, франки окончательно пали духом – также как и прочие народы, призванные Карлом в поход во имя веры. Фризы и саксы бросали оружие, срывая кресты и, взывая к старым богам, отдавались на милость победителя. Следом сдались и ободриты, к тому времени почти вырезанные озверевшими велетами. Что же до остальных, то лишь немногие продолжали сражаться, пытаясь перед смертью унести с собой как можно больше врагов. Остальные же устремились в беспорядочное бегство, стараясь добраться до противоположного берега. Многие утонули, ступив на изрядно расшатанный «мост», еще больше вырезали одуревшие от запаха крови победители, кинувшиеся в погоню за удиравшими франками, убивая всех до кого могли дотянуться. Другим все же посчастливилось добраться до спасительного леса и оторваться от преследователей - чтобы сгинуть в болоте, от укуса змеи или в волчьих зубах. Лишь немногие смогли добраться до Лабы, еще меньше увидели снова Рейн и земли франков.

С ног на голову

- Лучшего времени у тебя не будет!

Знаменитые аахенские горячие источники исходили приятным парком, наполняющим тело приятной расслабленностью. В одной из горячих ванн возлежал Пипин Горбатый, уложив голову на обнаженную грудь Фастрады. Та гладила молодого человека по мокрым волосам, негромко шепча