Надо сказать, что перед отъездом из Боузмена моя жена-психотерапевт, часто работающая с пережившими тяжелые потрясения женщинами, дала мне совет. Тара сказала, что выживших в землетрясении детей обязательно нужно подталкивать к тому, чтобы они выплескивали свои чувства, причем любыми способами – рассказывали о них, рисовали картинки и даже пели. Горю надо дать выход, только тогда начнется процесс исцеления. И вот, болтая с детьми в тот день, я решился спросить: «Может, кто-то хочет поговорить о землетрясении?» В ответ – мертвая тишина. Некоторые дети мрачно исподлобья смотрели на меня. Одна из девочек выбежала из палатки, села у входа и заплакала, вытирая слезы дупатой (платком, которым покрывают голову).

«Да, ты зашел слишком далеко, Грег, – подумал я, – но назад пути нет».

И вдруг из дальнего угла раздался голос, низкий и спокойный. Это была Фарзана, за спиной у которой, обняв ее, сидела маленькая Курат.

«Давайте я скажу за всех», – произнесла она.

Снова повисла пауза: некоторые пересели поближе, девочка у входа потихоньку вернулась в палатку.

«Бисмалла ир-рахман ир-рахим, – начала Фарзана. – Во имя Аллаха милостивого и милосердного! Всем нам тяжело вспоминать это. Каямат – это черный день, который хотелось бы забыть. Простите, нам действительно больно об этом говорить».

Дальше она принялась описывать во всех страшных подробностях то, как все случилось. Время от времени ей приходилось прерывать рассказ, чтобы собраться с духом и не расплакаться. Иногда кто-то из учеников тихо вставлял свое слово.

«У нас только начался первый урок, когда вдруг по долине прошел странный рокот, похожий на рык огромного льва. Потом на несколько секунд все затихло, а вслед за этим начало сильно трясти, как будто старик со всей силы раскачивает у самого основания молодое абрикосовое дерево. Через минуту снова все стихло, а потом зашатались горы: по ним прошла зыбь, как волна по воде». Сидящие вокруг дети закивали головами.

В этот момент, как говорила Фарзана, здания начали рушиться. Первыми разваливались стены, а затем падали крыши. На головы людей посыпались груды бетона и дерева. Поднялись клубы пыли, закрывшие солнце, и стало почти темно. Потом раздались вопли ужаса. Также слышны были крики родителей, которые бежали с холма, где находилась деревня, чтобы отыскать своих детей. В считаные минуты нашлись лопаты и мотыги, и с их помощью начали раскапывать завалы. Теперь уже воплей не было слышно – лишь стоны и плач. А воздух по-прежнему был густым от пыли.

Рассказ Фарзаны был удивительно живым, наполненным мельчайшими деталями. Но что-то было не только в самих ее словах, но и в манере говорить. Мысли и чувства, волновавшие ее, как бы отражались на ее лице, сменяли друг друга. И я вдруг подумал, что она сможет объяснить, почему дети не приходят на занятия. Когда она завершила повествование, я спросил ее об этом.

«Дети боятся идти в школу, потому что в палатках нет парт», – невозмутимо и уверенно сказал девочка.

Интересный поворот, но все же странный. На востоке во многих домах нет стульев, и людей совершенно не смущает необходимость сидеть на полу. В ряде школ Пакистана и Афганистана ученики сидят именно так, скрестив ноги и глядя на стоящего у доски учителя. Отсутствие столов казалось странной мотивацией для того, чтобы не посещать уроки.

«А почему так важны парты?» – спросил я.

«Потому что они дают детям чувство защищенности, – пояснила Фарзана. – К тому же когда они стоят в палатке, она больше похожа на настоящую школу».

В этом был резон. Я кивнул, но она еще не закончила: «И даже если приходится заниматься на улице, все равно стоит поставить парты. Только тогда ребята вернутся к учебе».

Просто мистика какая-то! Но серьезность Фарзаны и ее прямота вызывали доверие. Так что следующим утром мы с Сарфразом отправились на развалины женской школы и выкопали несколько десятков сломанных парт. Уже днем мы собрали бригаду мужчин и заплатили им за то, чтобы они их починили. Новость о ремонте столов для школьников быстро распространилась по деревне. Через несколько часов мы установили парты в палатке, и туда прибежало множество детей.

Фарзана точно уловила, что наличие парт для детей было знаком, что хотя бы в этом помещении царит порядок, стабильность, что здесь восстановлена нормальная обстановка. Таким образом покой возвращался и в их жизнь. В их разрушенном мире, где все перевернулось с ног на голову, и даже почва в буквальном смысле уходила из-под ног, стол был символом надежности и основательности. На него «можно было положиться».

Так началась операция «Школьная парта».

Получив подсказку от девятиклассницы, мы стали везде, где возможно, собирать сломанную мебель. В течение следующей недели собранная нами команда плотников возвратила к жизни около восьмисот парт для всех палаточных школ этого района. Но это еще не все. Другие организации в Балакоте и Музаффарабаде прослышали про предложение Фарзаны, и вскоре все школы в долине Нилум были укомплектованы столами. С этого момента наличие парт стало обязательным для любой палаточной школы в Азад Кашмире.

Конечно, для преодоления столь глобального кризиса, постигшего Кашмир, восстановление парт было делом малозначимым. Однако оно стало маленьким шагом вперед в ситуации, когда ничего не клеилось. И, что еще более важно, инициатива в данном случае исходила от самих детей, высказавших свои пожелания устами Фарзаны.

Но вскоре я осознал, что не только кашмирским детям есть, что сообщить нам.

* * *

В середине января мне пришлось расстаться с Сарфразом и вернуться домой в Монтану. Ужасно не хотелось покидать зону землетрясения, но это было необходимо. В США шла кампания по продвижению только что изданной книги «Три чашки чая», открывавшая большие возможности для сбора средств, столь необходимых нам для работы в Пакистане и Афганистане.

В Боузмене мне пришлось отвечать на бесконечные звонки и письма. Сосредоточиться на этом было нелегко – я мог думать только о жертвах катастрофы, которые остались там, в Азад Кашмире. Мне казалось неправильным, что я тут занимаюсь будничной работой, в то время как там есть столько срочных и жизненно важных дел. Прибыв на родину, я уже через неделю пребывал в подавленном состоянии, не мог сконцентрироваться и мысленно уже планировал новую поездку в Пакистан.

Именно в таком настроении в один из январских вечеров я читал своему пятилетнему сыну книгу на ночь. Хайбера очень радовало, что отец наконец вернулся, и мне это было приятно. Вообще мы с Тарой очень любим читать детям, и старшей дочери Амире тоже. Но сейчас я равнодушно водил пальцем по строчкам книги «Там, где чудища живут» Мориса Сендака, думая о том, что происходит на другой стороне земного шара.

«Который час сейчас в Кашмире? – размышлял я. – Где сейчас Сарфраз? Когда он позвонит? Скольким учителям из долины Нилум нам необходимо выплатить зарплату в этом месяце? Не надо ли мне срочно перевести деньги в Исламабад? О господи!»